Дора Любарская (Дора Любарская , Дора Евлинская , Вера Гребенникова , Дора Ремовер ) - палач ЧК.
На берег Черного моря, отходили армии белых генералов.
Именно там происходили яростные схватки даже за небольшие города и села. Именно там мирные обыватели превратились в «подозрительные элементы». Именно там их пытали и убивали в местных ЧК. Кадровые военные в палачи шли неохотно. Зато «профессиональные революционеры» не видели ничего дурного в том, чтобы мучить и казнить «контру».
Были среди душегубов не только мужчины, но и представительницы прекрасной половины человечества. И трудно сказать, кто из них пролил больше крови...
Имена некоторых женщин-карательниц сомнению не подлежат. Их биографии отлично известны и задокументированы. В Архангельске прославилась зверствами жена начальника «чрезвычайки» Кедрова - Ребекка Майзель-Пластинина. В Екатеринославле - Конкордия Громова, в Крыму - товарищ Землячка, настоящее имя которой Розалия Самуиловна Залкинд. А в Одессе действовала товарищ Дора.
Биография
До ЧК была проституткой, страдала нимфоманией. По национальности она была не то русская, не то еврейка, не то венгерка. Одна из тёмных и загадочных личностей в Одесской ЧК. Утверждают, что неутомимая Дора казнила от 400 до 800 заключённых:
По свидетельствам местных жителей, товарищ Дора была настоящим зверем. Она буквально терзала свои жертвы: вырывала волосы, отрубала конечности, отрезала уши, выворачивала скулы и т.д. В течение двух с половиной месяцев ее службы в чрезвычайке ею одною было расстреляно 700 с лишком человек, т.е. почти треть расстрелянных в ЧК всеми остальными палачам. Ее образ настолько страшен, что некоторые исследователи, которым очень не нравится признавать сам факт чекистских зверств, считают, что товарища Доры вообще никогда не существовало.
Товарища Дору из пыточной тьмы одесских подвалов вытащил на божий свет историк красного террора Петр Мельгунов. Он первым описал ее «подвиги». Сослался он при этом на материалы следственной комиссии. Следствие после очередной сдачи Одессы красными вели деникинские офицеры. В материалах этой комиссии значится некая «Вера Гребенюкова по кличке Дора, исполнитель».
Проявляла революционную жестокость к врагам:
По рассказам местных жителей, товарищ Дора была настоящим зверем. Она собственноручно пытала арестантов. Причем пытки у нее были изощренными - она отрезала по кусочку уши, губы, вырывала ногти, выдергивала по волоску всю шевелюру, откусывала слесарным инструментом фаланги пальцев или выкусывала кусочки мяса, тыкала иглами в глаза. У верующих на груди собственной папироской выжигала кресты. Особое пристрастие эта юная женщина (ей было не больше двадцати лет) питала к белым офицерам. Ей нравилось их расстреливать из собственного маузера. На счету этого маузера, по разным подсчетам, до 800 трупов.
Дора Рубальская попала в плен к добровольцам и была расстреляна по приговору суда 6 января 1920 года.
Дора Любарская была актрисой и сотрудницей одесской ЧК.
25 сентября (8 октября по новому стилю) 1919 года в «Одесских новостях» было сообщено, что контрразведкой арестован секретарь чрезвычайки Веньямин Сергеев, который предаётся военно-полевому суду. Спустя три недели теперь уже «Одесский листок» писал, что приговорённый к 10 годам каторжных работ секретарь местной чрезвычайки товарищ Веньямин (Бенцеста Гордон; тут для разнообразия была дана его настоящая фамилия, хотя и в несколько искажённом виде; на самом деле — Бендетта-Гордон, но сложные фамилии газетчики нередко каверкали — О.К. ) привлекается в виде обнаружения собственноручных расстрелов нескольких заложников. Впрочем у читавших эти сообщения мог возникнуть вполне резонный вопрос, почему за время, прошедшее между их выходом, нигде не появилась информация о заседании военно-полевого суда и вынесении приговора крупному чекистскому деятелю?
А арестванный бывший чекист Степан Тогобицкий увидел Вениамина в тюрьме, но отнюдь не в качестве сокамерника. Как он показал на допросе в деникинской Особой комиссии, в первых числах сентября, когда уже сидел в тюрьме, её обходила некая комиссия из 3-х человек, двоих в офицерской форме и одного — в чиновничьей. Зашли они и в камеру, где содержался Тогобицкий, задав каждому из заключённых вопрос, за что их арестовали. Лицо и голос одного из них — офицера с тремя звездочками на погонах — показались знакомыми, но откуда, он вспомнить не мог. Когда же комиссия удалилась, кто-то из сокамерников сказал, что в тюрьме был бывший секретарь ЧК Вениамин, и тут только до Тогобицкого дошло, кем был этот офицер; правда теперь тот был не безусым блондином, как раньше, а усатым брюнетом.
Во время эвакуации секретарь ЧК остался в Одессе, якобы для организации подпольного Военного отдела большевиков, но в первые же дни деникинской власти явился с повинной к начальнику контрразведывательного отделения полковнику Г.А. Кирпичникову и предложил свои услуги. И произошло неожиданное. Вскоре Вениамин, ещё совсем недавно являвшийся фактически вторым лицом в карательном учреждении большевиков, стал штатным контрразведчиком и, более того, был произвёден в поручики, хотя в царской армии не то что офицером — рядовым, скорее всего, не служил, да и призывной возраст наступил у него только в 1917 году (впрочем, непонятно и как сам Кирпичников за пять лет поднялся от вольноопределяющегося до полковника). Каких только метаморфоз не знала история гражданской войны! Но Одесса даже на этом фоне была уникальной: сегодня главарь разбойничьей шайки — завтра командир Красной армии, сегодня проводник красного террора, а менее чем через месяц это же лицо участвует в белом. Вениамин провалил военный отдел большевистского подполья, в котором был за начальника разведки. Благодаря ему было арестовано много подчинённых.
Вениамин явился одним из главных авторов до сих пор гуляющей по книгам и статьям о красном терроре легенде о женщине-палаче ЧК Доре, собственноручно расстрелявшей от 300 от 700 офицеров (откуда их вообще могло взяться столько в городе при красных, да ещё быть арестованными?!). Роль Доры для белогвардейских фотографов и кинооператоров (премьера хроникального фильма «Жертвы одесской чрезвычайки» состоялась в Одессе в последних числах сентября 1919 года) играла… жена Вениамина. Выяснится это уже после возвращения Советской власти. 20 февраля 1920 года одесские «Известия» поместили заметку об аресте бывшего секретаря ОГЧК Вениамина и его жены, которая «разыгрывала роль вымышленной Доры». Оба они через несколько месяцев ревтрибуналом, слушавшим дело в открытом заседании, были приговорены к расстрелу и казнены.
Комбинация, проведенная Кирпичниковым и Вениамином для создания образа Доры, была довольно сложной. Базировалась она на слухах слухи о женщинах-палачах в ЧК, которые циркулировали ещё до ухода советской власти, и поэтому для мистификации была подготовлена весьма благодатная почва. 30 июня/13 июля Вера Муромцева-Бунина передала в своём дневнике разговор с почетным академиком Дмитрием Овсянико-Куликовским:
«Рассказывает, что на днях он чуть не потерял сознание на улице:
— Уж очень действуют на меня расстрелы и издевательства в чрезвычайке…
Вскоре девушка-палач в дневниках Буниных обрела имя «товарищ Лиза». 1528 августа уже при белых Вера Николаевна записала:
«Вчера вели в бывшую чрезвычайку женщину, брюнетку,. хромую, которая всегда ходила в матроске — “товарищ Лиза”. Она кричала толпе, что 700 человек она сама расстреляла и ещё расстреляет 1000. Толпа чуть не растерзала её. При Яне провели ту хорошенькую еврейку, очень молоденькую, которую мы видели на бульваре в тот день, когда Ян совершенно пришёл в уныние, увидя на её руке повязку с буквами Ч.К.».
На следующий день появилась новая запись по поводу женщины-палача:
«Товарищу Лизе, которая выкалывала глаза перед расстрелом, лет 14-16. Что за выродок. Около чрезвычайки волнуется народ. Настроен антисемитски… Говорят, что палачей будут вешать на площади…».
В отличие от еврейки с чекистской повязкой, «палача Лизу» сами Бунины, судя по дневнику, воочию не видели и сведения о ней записали с чьих-то слов.
Следует обратить внимание на одну деталь её одежды: матроску. Для многих одесситов, в том числе Буниных, матросская одежда была почти синонимом облачения чекиста-палача. Заметка в газете об аресте Доры Гребенниковой появилась спустя почти месяц после дневниковой записи у Муромцевой-Буниной, притом говорилось лишь о службе Гребенниковой в ЧК, но не об участии в расстрелах, хотя вряд ли газета могла пройти мимо такой подробности. Впоследствии, наоборот, главным женщиной-палачом сделали Дору, которой приписывался расстрел стольких лиц, сколько в дневнике Буниной Лизе. Однако это имя в качестве палача одесской ЧК больше не фигурировало. Зато в 1920-е годы в некоторых эмигрантских публикациях к Доре был добавлен ещё один палач женского пола — некая 17-летняя проститутка Саша…
Реальная чекистка Лиза (точнее, одна из двух ответственных сотрудниц губчека, носящих это имя) упоминается в мемуарах Алинина в связи с делом Равицкого, но при этом не говорится, что она участвовала в самоличных расстрелах. В другом, правда, месте, ссылаясь на рассказ «по пьяной лавочке» Абаша Алинин писал следующее:
«В расстрелах… принимали участие “любители” — сотрудники ЧК. Среди них Абаш упоминал какую-то девицу, сотрудницу чрезвычайки, лет 17. Она отличалась страшной жестокостью и издевательством над своими жертвами».
Однако следует отметить, что воспоминания увидели свет в Одессе уже при белых, когда вовсю уже ходили рассказы о садистке-палаче ЧК. И, вполне возможно, Алинин задним числом лишь «вставил в уста» Абаша «нужную» информацию, при этом нарочно не называя её ни Лиза, ни Дора.
11 (24) сентября 1919 года «Одесский листок» напечатал сообщение, что арестована Дора Гребенникова, работавшая в ЧК, которая когда-то играла на сцене под псевдонимом «Далина». Вскоре, однако, фамилия «Гребенникова» из печати исчезает и вместо неё появляется «Явлинская» (иногда «Евлинская»). Затем, в вышедшей в 1920 году в Кишиневе книге С.А.Авербуха «возвращается» Гребенникова, но теперь называется она Верой, а имя Дора указано как псевдоним. На самом же деле арестованную чекистку Гребенникову звали не Дора и не Вера, а Елена. «Одесский листок» мог просто ошибиться или перепутать, но, скорее всего, уже тогда арестованную «переименовали» контрразведчики, подбросившие в газету эту информацию, желая, видимо, причислить её к евреям.
Чем руководствовался Вениамин, дав созданному им образу женщины-палача достаточно распространённое среди евреев имя и не очень распространённую фамилию?
Осмелимся предположить, что «Явлинская» могла быть девичьей фамилией жены Сергеева. Однако звали её не Дора, а Мария. Возможно именем «Дора» контрразведчики хотели придать истории о женщине-палаче антисемитскую направленность, хотя сам Вениамин был евреем.
Правда, свидетель Филипп Иванов упоминал об участвовавшей в допросе одного полковника, впоследствии расстрелянного, Доре Соколовской, «исполнявшей в ЧК роль прокурора», дёргавшей допрашиваемого за бороду, требуя признания в убийстве евреев. Любопытно отметить, что это был едва ли не единственный случай применения физических мер воздействия к подследственному в Одесской ЧК, зафиксированный Особой комиссией. Как показывали некоторые бывшие заключённые, пытки на следствии здесь носили скорее моральный характер. Впрочем, Иванов на волне ходивших слухов мог перепутать имя, и речь вполне могла идти о секретаре губкома Елене (её настоящее имя было Софья) Соколовской, которая была отнюдь не еврейкой, а дочкой русского дворянина. В Одессе она осуществляла надзор за деятельностью ЧК и, таким образом, исполняла в какой то мере роль прокурора (официально в советское время институт прокуратуры был воссоздан только в 1922 году).
Была ещё Дора Ароновна Камергородская (1899-1978), член партии с 1918 года, которая в 1919 году работала в губчека и губпродкоме, в августе 1919 года в составе коммунистического батальона участвовала в подавлении восстания немцев-колонистов под Аккаржей. В декабре 1919 года была арестована в Одессе деникинцами, но подпольным Красным Крестом (разумеется, посредством внесения определенной суммы) была освобождена. Ф. Зинько пишет со ссылкой на «Одесские новости» от 16(30) сентября 1919 года об аресте сотрудницы ЧК некоей Доры Ровенской. Но больше о ней в газетах, судя по всему, никаких сообщений не появлялось. Что же касается комсомольской активистки Доры Вульфовны Любарской, расстрелянной белыми в январе 1920 года в числе 9 молодых подпольщиков по так называемому «делу 17-ти», то вопреки встречающемуся в литературе утверждению, в ЧК она вообще никогда не работала, и к тому же в советский период 1919 года пребывала в Херсоне.
Арестованная Елена Федоровна Гребенникова была русской и, более того, потомственной дворянкой, дочерью полковника царской армии, а двое её братьев были белыми офицерами. Ещё во время интервенции она, по всей видимости, через родственников, устроилась переводчицей с французского языка в возглавляемый Константином Глобачевым Информационный отдел градоначальства. С мая по август Гребенникова работала следователем одесской ЧК. А затем устроилась по заданию большевистского подполья на работу в офицерское общежитие «Золотая рыбка» на улице Преображенская, 48. Там она получила информацию о перевербовке белой контрразведкой бывшего секретаря губчека, которую передала все той же Соколовской.
Поэтому делом Гребенниковой контрразведка «убивала сразу двух зайцев»: убирала опасного для Вениамина свидетеля и придавала как бы реальную основу для пропагандистских историй о «чекистске-садистке». На заседании военно-полевого суда она отвергла обвинения в собственноручных расстрелах, признав лишь то, что, будучи следователем, «расстрельные» дела докладывала чекистскому руководству (среди которого, кстати, был и служивший теперь у белых Вениамин), которое выносило соответствующий приговор. Суд приговорил Гребенникову к смертной казни, и 4 декабря 1919 года она была повешена. Любопытно, что Глобачев спустя месяц после казни Гребенниковой сменит погибшего Кирпичникова на посту начальника контрразведки, возможно, не узнав, что его бывшая переводчица была большевистским агентом. Случай с Вениамином и Гребенниковой показывает довольно нетипичную даже для гражданской войны ситуацию, когда бывший руководящий чекист и к тому же еврей, становится работником спецслужбы белого движения, заражённого антисемитскими настроениями, а затем прилагает руку к казни своей подчинённой-дворянки, чьи близкие родственники к тому же являются офицерами Вооружённых сил Юга России.
История о том, что в производстве было дело знаменитой женщины палача Доры рассказывается и в мемуарах бывшего контрразведчика Сергея Устинова. Однако при прочтении данного эпизода в глаза бросаются некоторые странности. Во-первых, автор ничего не говорит о своём участии в этом деле, не приводит никаких деталей следствия и не называет фамилии Доры; а, главное, рассказ о ней явственно выпадает из общего контекста книги как формально-текстуально, будучи отчёркнутым, так и стилистически, нарушающим чёткое мемуарное изложение материала, поданный в сильно беллетризованном виде. Создаётся впечатление, что история с Дорой при подготовке книги была вообще дописана кем-то из эмигрантских литературных сотрудников. В таком случае, цели этого понятны: с одной стороны, придать мемуарам более читабельный характер, а с другой — как бы уравновесить негатив в описании деятельности белой контрразведки зверствами противоборствующей спецслужбы противника — ЧК.
Любопытно, что текст Устинова о Доре практически полностью совпадает с рассказом на эту же тему бывшего начальника белой контрразведки периода интервенции Владимира Орлова (в «деникинский» период власти в Одессе его там не было). Если учесть, что вышедшие в России в 1998 году его воспоминания были переводом с издания на английском языке, то можно вообще сделать вывод о полной идентичности текстов Устинова и Орлова. Однако, орловские мемуары были опубликованы 6 годами позже. Если следовать логике, то нужно предположить, что рассказ о Доре были просто списан у Устинова. Но дело в том, что стилистически он как раз соответствует тексту Орлова. Отсюда можно сделать неподтверждённое предположение, что в текст воспоминаний Устинова при публикации был вставлен рассказ Орлова — задолго до его публикации последним в отдельной книге. Ведь Орлов в эмиграции долгое время собирал, а иногда и отправлял в прессу, материалы, справедливо или несправедливо компрометирующие большевиков и чекистов (иногда это были просто фальшивки) и рассказ о Доре, напечатанный в какой-либо газете, мог перекочевать оттуда в мемуары Устинова или вообще в неопубликованном виде мог каким-либо образом быть ему «подкинут» автором. Этот вопрос нуждается в дальнейшем исследовании.
В качестве вывода хотелось бы сослаться на мнение доктора исторических наук В.П. Булдакова. В своей фундаментальной монографии, посвященной «красной смуте», он пишет: «Говаривали, что едва ли не при каждой губернской ЧК есть своя женщина-палач — чаще еврейского или латышского происхождения. Скорее всего, это отголосок архаичного представления о том, что отмщение материализуется в виде женщины». Таким образом, Кирпичников и Вениамин явились своеобразными «скульпторами», вылепившими в пропагандистских целях подобный образ из материала народного сознания.
Любопытно, что 16 сентября 1919 в сводке Информационной части Отдела пропаганды Вооруженных сил Юга России было указано, что «особенным изуверством отличался секретарь одесской чрезвычайки товарищ Веньямин, находивший удовольствие в копании ран у расстрелянных и даже полуживых людей». Знал ли находящийся в Ростове-на-Дону руководитель Информационной части статский советник Ю. Шумахер, что упомянутый в его сводке чекистский «маньяк и садист» спокойно работает в белогвардейской контрразведке (впрочем, Вениамин сам мог быть причастен к данной информации, как и к ранее упомянутым сообщениям в одесских газетах)? Впрочем, в подобных материалах на реальные факты очень часто накладывалась масса выгодных для антибольшевистской пропаганды слухов. Так, в той же сводке говорилось, что председателем большевистского Совета обороны состоял дамский портной Краевский, который отличался невероятной жестокостью и лично (собственноручно?! — О.К.) расстрелял десятки людей, а помощником его был некий Камарин. Во главе Совета обороны действительно стоял Краевский, правда не портной, а обувщик по дореволюционной специальности. Но остальное носило уже чисто пропагандистский характер, к тому же, с серьёзным искажением фамилии помощника: «Камарин» вместо «Гамарник». Но Краевский и Гамарник, в отличие от Вениамина хотя бы не работали в белогвардейской контрразведке!
Константин Глобачев писал:
«В среде офицерства, выброшенного на улицу, в это время начинает вырабатываться весьма недостойный тип агента политического и уголовного розыска, который, в большинстве случаев не имея под собой никакой идейной подкладки, является просто профессией. Впоследствии этот тип перерабатывается в контрразведчика для Белого движения и чекиста — для красного. Многим из такого рода агентов полная беспринципность позволяет в равной степени служить обеим сторонам и продавать ту, которая в данный момент менее опасна и выгодна. Это так называемые дублёры».
И Вениамин в Одессе как раз вполне подходил под выведенный Глобачевым тип такого «дублёра», разве только офицером он не был, хотя в контрразведке офицерскую форму носил.
По утверждениям историков, первые годы советский власти были отмечены небывалым террором по отношению к обычному населению. Сотрудники тогда еще недавно сформированных ГубЧК, почувствовав вкус власти, грабили, насиловали и изощренно убивали, как тогда называлось, «классовых врагов». И среди этих комиссаров-палачей были и женщины. Только в некоторых этих жутких историях про «фурий красного террора» странным образом оказались «белые пятна».
Одесская садистка
Как свидетельствуют многие сохранившиеся документы, в начале 1919 года на службе у Одесской Губернской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией, саботажем и преступлениями по должности появилось несколько десятков молодых сотрудников, в том числе и женщины. Одну из них город вскоре запомнил, как товарища Дору. Выискивая «классовых врагов», эта 20-летняя девушка, без каких-либо раздумий собственноручно расстреливала из личного маузера белых офицеров и подозреваемых в сочувствии к их борьбе. И таковых людей, по некоторым сведениями, на ее счету оказалось более 800 человек. Она обожала пытать задержанных одесситов, заставляя их признаваться в абсурдных преступлениях и делала это весьма изощренно. Товарищ Дора медленно отрезала от людей по кусочку - сначала мочки ушей, затем губы, вырывала у дам ногти, пассатижами откусывала у мужчин фаланги пальцев на руках и засовывала им в глаза швейные иглы. У арестованных служителей церкви и верующих на груди обычно выжигала кресты, причем собственной папиросой. Какое-то время этот кровавый демон «одесской чрезвычайки» держал в страхе весь город, и потому, что многих товарищ Дора знала лично. Во всяком случае именно такой слух весь 1919 год блуждал по городу. Но уже в 1930-е годы представители Одесского комиссариата заявляли, что существование такой жестокой девушки-сотрудницы в то время - не более чем миф. Вот только почему-то он имеет несколько документальных подтверждений.
Бывшая проститутка
По воспоминаниям одесситов, не понаслышке знавших о зверствах «товарища Доры», до поступления на службу в ГубЧК она была местной проституткой. Дора действительно знала многих дворян, торговцев с Привоза и священнослужителей, с которыми в итоге и «разобралась», как только получила в руки оружие и право на борьбу с «классовыми врагами». Все это весьма похоже на вымысел. Но в начале осени 1919 года Дору арестовали занявшие город солдаты объединенных белых войск Юга России. 20 сентября об этом было напечатано на страницах «Одесского листка». И это - первое документальное подтверждение того, что товарищ Дора существовала на самом деле. А уже в январе будущего года ее расстреляли, о чем опять же сообщила эта популярная газета либерального направления, выходившая в Одессе на русском языке вплоть до февраля 1920 года.
Жестокая женщина-комиссар
Следующим о зверствах кровавой фурии Одесского ГубЧК написал историк и политический деятель Сергей Петрович Мельгунов. В его книге «Красный террор в России. 1918 – 1923», жестокая сотрудница одесской чрезвычайки почему-то фигурирует под именем Веры Гребеннюковой. Согласно исследованиям Мельгунова, эта женщина-комиссар в те годы в Одессе собственноручно убила самыми разными способами более 700 человек. Историк в своих трудах представляет и ее фотографию, на которой изображена явно не молодая, широкоплечая женщина с волевым лицом, но в простом платье без традиционно-комиссарской кожанки и какого-либо оружия. Но его версию, опять же подкрепляют воспоминания некоторых одесситов, которые заявляли, что именно эту сотрудницу ГубЧК все звали Дора, а настоящая ее фамилия была либо Гребенникова, или Гребенщикова. И ее действительно расстреляли белогвардейцы в 1920 году.
Идейная революционерка
Но оказывается, что та Дора, которую расстреляли белогвардейцы как раз осенью 1920, оставила предсмертное письмо, которое позже было напечатано во многих одесских большевистских газетах. В них было указано, что от руки врагов пала прекрасная молодая революционерка со своими товарищами. Они до последних дней боролись с ненавистным царским режимом и его приспешниками. И судя по тексту, девушка действительно искренне верила в свое «правое дело». Вот это письмо: «Славные товарищи! Я умираю честно, как честно прожила свою маленькую жизнь. Через восемь дней мне будет 22 года, а вечером меня расстреляют. Мне жаль, что погибну так. Жаль, что мало мною сделано для революции. Только теперь я чувствую себя сознательной революционеркой и партийной работницей. Как вела я себя при аресте, приговоре, вам расскажут мои товарищи. Мне говорят, что я была молодцом. Целую мою старенькую мамочку - товарища. Чувствую себя сознательной и не жалею о таком конце. Ведь я умираю как честная коммунистка. Мы все, приговоренные, держим себя прилично, бодро. Сегодня читаем в последний раз газету. Уже на Берислав, Перекоп наступают. Скоро, скоро, вздохнет вся Украина и начнется живая, сознательная работа. Жаль, что я не могу принять участия в ней. Ну, прощайте. Будьте счастливы. Дора Любарская».
Актриса и жена сотрудника ГубЧК
Но еще больший интерес представляют другие документы по поводу Доры из Одесского ГубЧК. По мнению многих современных кинокритиков, знания одесситов о зверствах «товарища Доры» происходили не из реальной жизни, а из пропагандистского фильма, который в 1919 - 1920-х годах демонстрировали в местных кинотеатрах. Полудокументальную киноленту с некоторыми игровыми вставками снял специальный отдел штаба армии генерала Антона Деникина. В ней были показаны подвиги Белой Армии, действительно снятые на полях сражений, и сцены зверств красных комиссаров, разыгранные артистами. Режиссером этого фильма значится некто Вениамин Сергеев. В сюжете присутствуют сцены с жуткими пытками, которые устраивает красная комиссар Дора Евлинская. Именно это имя и запомнили одесситы, увидев первый в своей жизни жестокий триллер, да еще с участием женщины. Вот только Дора Евлинская, но не комиссар, а актриса, значится женой режиссера Вениамина Сергеева. А он сам, как опять же свидетельствуют документы, под именем Вениамина Бендетто-Гордон, до того, как Одессу в августе 1919 года заняли объединенные силы белых войск Юга России, служил секретарем технического отдела все того же Одесского ГубЧК. После того, как Белая Армия была вытеснена войсками РККА из Одессы, супруги Бендетто-Гордон не эмигрировали, а остались дома. А спустя несколько недель они были арестованы и расстреляны, опять же сотрудниками Одесской Губернской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией, саботажем и преступлениями по должности. История о зверствах «товарища Доры», все-таки имеет под собой основания, но кем эта женщина была в реальности, остается только догадываться.
Гражданская война была страшным временем для России. Новая власть твердо держалась только в центре страны, вся остальная территория переходила из рук в руки. Боясь потерять контроль и над центром, революционное правительство объявило беспощадную борьбу не только с регулярными белыми частями, но и с гражданским населением. Как только красные части очищали города и села от противника, наводить порядок начинала Всероссийская чрезвычайная комиссия.
Жестче всего ВЧК действовала в районах, которые во время Гражданской войны то занимались красными, то снова отходили к белым. Самыми неблагополучными в этом плане оказались Поволжье, Урал, Сибирь и, конечно, юг России и Украина. Именно туда, на берег Черного моря, отходили армии белых генералов. Именно там происходили яростные схватки даже за небольшие города и села. Именно там мирные обыватели превратились в «подозрительные элементы». Именно там их пытали и убивали в местных ЧК. Кадровые военные в палачи шли неохотно. Зато «профессиональные революционеры» не видели ничего дурного в том, чтобы мучить и казнить «контру». Каждый городок мог похвастать своими душегубами и пугал их именами детей. В Киеве с содроганием поминали Лациса, Петерса и Шварца. В Одессе - грузина Саджия, взявшего себе украинизированный псевдоним Калиниченко, Вихмана и Онищенко. Но были среди душегубов не только мужчины, но и представительницы прекрасной половины человечества. И трудно сказать, кто из них пролил больше крови...
Садистка с темным прошлым
Имена некоторых женщин-карательниц сомнению не подлежат. Их биографии отлично известны и задокументированы. В Архангельске прославилась зверствами жена начальника «чрезвычайки» Кедрова - Ребекка Майзель-Пластинина. В Екатеринославле - Конкордия Громова, в Крыму - товарищ Землячка, настоящее имя которой Розалия Самуиловна Залкинд. А в Одессе действовала товарищ Дора.
По рассказам местных жителей, товарищ Дора была настоящим зверем. Она собственноручно пытала арестантов. Причем пытки у нее были изощренными - она отрезала по кусочку уши, губы, вырывала ногти, выдергивала по волоску всю шевелюру, откусывала слесарным инструментом фаланги пальцев или выкусывала кусочки мяса, тыкала иглами в глаза. У верующих на груди собственной папироской выжигала кресты. Особое пристрастие эта юная женщина (ей было не больше двадцати лет) питала к белым офицерам. Ей нравилось их расстреливать из собственного маузера. На счету этого маузера, по разным подсчетам, до 800 трупов.
Биография товарища Доры - сплошная загадка. Настоящая фамилия у нее была по одним сведениям - Ремовер, по другим - Евлинская или Любарская. А некоторые источники утверждают, что звали ее Вера Гребенюкова, или Гребенникова, или даже Гребенщикова. По национальности она была не то русская, не то еврейка, не то венгерка. От того времени сохранилась ее фотография - крупное тело, большие ступни, обычное лицо, короткая стрижка. Никакой кожаной тужурки - простое платье, перехваченное пояском. А вот с идентификацией личности - беда. Недаром некоторые исследователи, которым очень не нравится признавать сам факт чекистских зверств, считают, что товарища Доры вообще никогда не существовало.
Над вымыслом слезами обольюсь
Товарища Дору из пыточной тьмы одесских подвалов вытащил на божий свет историк красного террора Петр Мельгунов. Он первым описал ее «подвиги». Сослался он при этом на материалы следственной комиссии. Следствие после очередной сдачи Одессы красными вели деникинские офицеры. В материалах этой комиссии значится некая «Вера Гребенюкова по кличке Дора, исполнитель». То есть никакого высокого поста товарищ Дора в чрезвычайной иерархии не занимала. И как она закончила свои дни - неизвестно.
Современные исследователи в пику Мельгунову нашли, так сказать, «прототип товарища Доры». Якобы в штабе Деникина существовал специальный отдел, который занимался пропагандой и созданием хорошего имиджа белого движения. Также была создана специальная группа, которая снимала фильмы об успехах деникинцев и жестокости красных комиссаров. В основном это была хроника: генерал инспектирует армию, белые офицеры приводят в исполнение смертный приговор военно-полевого суда, в Харьков въезжает «дикая дивизия» генерала Шкуро и т.п. Но часть фильмов для показа на Западе содержала игровые сцены. Среди них - фильм о зверствах большевиков в Одессе. Снимал его внедренный к белым режиссер Вениамин Сергеев, на самом деле носивший фамилию Бендетто-Гордон, а роль чекистки Доры Евлинской играла его жена, актриса, которую так и звали - Дора Евлинская.
Вроде бы при советской власти режиссер занимал должность секретаря технического отдела ЧК. Так что, когда он явился трудоустраиваться к белым, генерал Кирпичников принял его с распростертыми объятиями, ведь о работе ЧК соискатель знал не понаслышке. Так и снял Сергеев-Бендетто-Гордон эпохальную фальшивку о красном терроре с пытками и казнями, от которых мороз по коже. И такая там получилась страшная чекистка, что имя актрисы благодарные одесситы запомнили навсегда. Может быть, если режиссер был при красных работником ЧК, так и его жена была при них вовсе не актрисой? Как там было на самом деле?
Увы! Дальше история Доры запутывается еще больше, ибо белые вынуждены были оставить Одессу. Но автор захватывающего фильма с ними из города не бежал. Он дождался «своих» и... получил самый справедливый в мире суд и самый настоящий смертный приговор за измену отечеству. Та же участь постигла и актрису Дору. То ли фильм получился слишком убедительным, то ли революционные товарищи не поверили, что режиссер «внедрился», а не предал их, но дело закончилось смертью. В 1920 году четы Сергеевых не стало.
Еще одна казнь
Мифы все же на пустом месте не рождаются. И прототипом Доры считают еще одну легендарную женщину - Дору Любарскую. О ней известно следующее. Эта Дора была пламенной революционеркой. Когда в Одессу вошли белые, она осталась и готовила вместе с товарищами восстание, но ее группа была разоблачена и арестована.
Практически перед самым отходом белых из города вместе с девятью товарищами Дору Любарскую казнили. Случилось это все в том же 1920 году. От Доры Любарской даже якобы сохранилось письмо такого содержания: «Славные товарищи! Я умираю честно, как честно прожила свою маленькую жизнь. Через восемь дней мне будет 22 года, а вечером меня расстреляют. Мне жаль, что погибну так. Жаль, что мало мною сделано для революции. Только теперь я чувствую себя сознательной революционеркой и партийной работницей. Как вела я себя при аресте, приговоре, вам расскажут мои товарищи. Мне говорят, что я была молодцом. Целую мою старенькую мамочку - товарища. Чувствую себя сознательной и не жалею о таком конце. Ведь я умираю как честная коммунистка. Мы все, приговоренные, держим себя прилично, бодро. Сегодня читаем в последний раз газету. Уже на Берислав, Перекоп наступают. Скоро, скоро, вздохнет вся Украина и начнется живая, сознательная работа. Жаль, что я не могу принять участия в ней. Ну, прощайте. Будьте счастливы. Дора Любарская».
Ее не расстреляли, а повесили, и она сама накинула себе петлю на шею. Прежде чем погибнуть смертью мученицы, Дора Любарская была актрисой и сотрудницей одесской ЧК. Не правда ли, замечательное совпадение?! Если верить не красной, а белой прессе, это никакое не совпадение. Дора Евлинская и Дора Любарская - одно лицо. Это она пытала арестантов, сдирала с них «буржуазные перчатки», то есть кожу рук вместе с ногтями, и втыкала каблучок-шпильку в половые органы. Это ее признали «главным убийцей одесской ГубЧК». На месте ее казни большевики установили мемориальную доску. Интересно, но среди казненных не было никакого Сергеева или Бендетто-Гордона. Правда, белые казнили только десять человек, еще семерых или восьмерых приговорили к вечной каторге... Их имен на этой доске нет.
Так кем же была казнена товарищ Дора? Белыми или красными? И кем она была? Пламенной революционеркой или безжалостной душегубкой? Или сочетала в себе обе ипостаси? Ответ неизвестен. Эта женщина превратилась в миф.
В изданной Троцким брошюре «Октябрьская революция» он хвастается несокрушимым могуществом большевистской власти. «Мы так сильны, — говорит он, — что если мы заявим завтра в декрете требование, чтобы все мужское население Петрограда явилось в такой-то день и час на Марсово поле, чтобы каждый получил 25 ударов розог, то 75% тотчас бы явились и стали бы в хвост и только 25% более предусмотрительных подумали запастись медицинским свидетельством, освобождающим их от телесного наказания…»
Никакое воображение не способно представить себе картину этих истязаний. Людей раздевали догола, связывали кисти рук веревкой и подвешивали к перекладинам с таким расчетом, чтобы ноги едва касались земли, а потом медленно и постепенно расстреливали из пулеметов, ружей или револьверов. Пулеметчик раздроблял сначала ноги для того, чтобы они не могли поддерживать туловища, затем наводил прицел на руки и в таком виде оставлял висеть свою жертву, истекающую кровью… Насладившись мучением страдальцев, он принимался снова расстреливать их в разных местах до тех пор, пока живой человек не превращался в кровавую массу и только после этого добивал ее выстрелом в лоб. Тут же сидели и любовались казнями приглашенные «гости», которые пили вино, курили и играли на пианино или балалайках…
Т руп, найденный во дворе херсонской ЧК. Голова отрублена, правая нога перебита, тело сожжено.
Часто практиковалось сдирание кожи с живых людей, для чего их бросали в кипяток, делали надрезы на шее и вокруг кисти рук, щипцами стаскивали кожу, а затем выбрасывали на мороз… Этот способ практиковался в харьковской чрезвычайке, во главе которой стояли «товарищ Эдуард» и каторжник Саенко. По изгнании большевиков из Харькова Добровольческая армия обнаружила в подвалах чрезвычайки много «перчаток». Так называлась содранная с рук вместе с ногтями кожа. Раскопки ям, куда бросали тела убитых, обнаружили следы какой-то чудовищной операции над половыми органами, сущность которой не могли определить даже лучшие харьковские хирурги… На трупах бывших офицеров, кроме того, были вырезаны ножом или выжжены огнем погоны на плечах, на лбу — советская звезда, а на груди — орденские знаки; были отрезаны носы, губы и уши… На женских трупах — отрезанные груди и сосцы и пр. и пр. Много людей было затоплено в подвалах чрезвычаек, куда загоняли несчастных и затем открывали водопроводные краны.
В Петербурге во главе чрезвычайки стоял латыш Петерс, переведенный затем в Москву. По вступлении своем в должность «начальника внутренней обороны», он немедленно же расстрелял свыше 1000 человек, а трупы приказал бросить в Неву, куда сбрасывались и тела расстрелянных им в Петропавловской крепости офицеров. К концу 1917 года в Петербурге оставалось еще несколько десятков тысяч офицеров, уцелевших от войны, и большая половина их была расстреляна Петерсом, а затем Урицким. Даже по советским данным, явно ложным, Урицким было расстреляно свыше 5000 офицеров.
Изуродованные трупы жертв херсонской ЧК.
Переведенный в Москву, Петерс, в числе прочих помощников имевший латышку Краузе, залил кровью буквально весь город. Нет возможности передать все, что известно об этой женщине-звере и ее садизме. Рассказывали, что она наводила ужас одним своим видом, что приводила в трепет своим неестественным возбуждением… Она издевалась над своими жертвами, измышляла самые жестокие виды мучений преимущественно в области половой сферы и прекращала их только после полного изнеможения и наступления половой реакции. Объектами ее мучений были главным образом юноши, и никакое перо не в состоянии передать, что эта сатанистка производила со своими жертвами, какие операции проделывала над ними… Достаточно сказать, что такие операции длились часами и она прекращала их только после того, как корчившиеся в страданиях молодые люди превращались в окровавленные трупы с застывшими от ужаса глазами…
Ее достойным сотрудником был не менее извращенный садист Орлов, специальностью которого было расстреливать мальчиков, которых он вытаскивал из домов или ловил на улицах…
«…Чрезвычайки занимали обыкновенно самые лучшие дома города и помещались в наиболее роскошных квартирах. Здесь заседали бесчисленные «следователи». После обычных вопросов о личности, занятии и местожительстве начинался допрос о политических убеждениях, о принадлежности к партии, об отношении к советской власти, к проводимой ею программе и прочее, затем под угрозой расстрела требовались адреса близких, родных и знакомых жертвы и предлагался целый ряд других вопросов, совершенно бессмысленных, рассчитанных на то, что допрашиваемый собьется, запутается в своих показаниях и тем создаст почву для предъявления конкретных обвинений.
С тароста деревни в Херсонской губернии Е.В. Марченко, замученный в ЧК.
Таких вопросов предлагалось сотни, ответы тщательно записывались, после чего допрашиваемый передавался другому следователю. Этот последний начинал допрос сначала и предлагал буквально те же вопросы, только в другом порядке, после чего передавал жертву третьему следователю, затем четвертому и т.д. до тех пор, пока доведенный до полного изнеможения обвиняемый соглашался на какие угодно ответы, приписывал себе несуществующие преступления и отдавал себя в полное распоряжение палачей. Шлифовались и вырабатывались методы, дошедшие в смягченном виде и до наших дней. Впереди были еще более страшные испытания, еще более зверские истязания.
В Киеве чрезвычайка находилась во власти латыша Лациса. Его помощниками были Авдохин, «товарищ Вера», Роза Шварц и другие девицы. Здесь было полсотни чрезвычаек. Каждая из них имела свой собственный штат служащих, точнее палачей, но между ними наибольшей жестокостью отличались упомянутые выше девицы. В одном из подвалов чрезвычайки было устроено подобие театра, где были расставлены кресла для любителей кровавых зрелищ, а на подмостках, т.е. на эстраде, производились казни. После каждого удачного выстрела раздавались крики «браво», «бис» и палачам подносились бокалы шампанского. Роза Шварц лично убила несколько сот людей, предварительно втиснутых в ящик, на верхней площадке которого было проделано отверстие для головы. Но стрельба в цель являлась для этих девиц только штучной забавой и не возбуждала уже их притупившихся нервов. Они требовали более острых ощущений, и с этой целью Роза и «товарищ Вера» выкалывали иглами глаза, или выжигали их папиросами, или забивали под ногти тонкие гвозди.
Трупы замученных у одной из станций Херсонской губернии. Изуродованы головы и конечности жертв.
В Одессе свирепствовали знаменитые палачи Дейч и Вихман с целым штатом прислужников, среди которых были китайцы и один негр, специальностью которого было вытягивать жилы у людей, глядя им в лицо и улыбаясь своими белыми зубами. Здесь же прославилась и Вера Гребенщикова, ставшая известной под именем «Дора». Она лично застрелила 700 человек. Среди орудий пыток были не только гири, молоты и ломы, которыми разбивались головы, но и пинцеты, с помощью которых вытягивались жилы, и так называемые «каменные мешки», с небольшим отверстием сверху, куда людей втискивали, ломая кости, и где в скорченном виде они обрекались специально на бессонницу. Нарочно приставленная стража должна была следить за несчастным, не давая ему заснуть. Его кормили гнилыми сельдями и мучили жаждой. Здесь главными были Дора и 17-летняя проститутка Саша, расстрелявшая свыше 200 человек. Обе были садистками и по цинизму превосходили даже латышку Краузе.
Труп полковника Франина, замученного в херсонской ЧК в доме Тюльпанова на Богородской улице, где находилась херсонская чрезвычайка.
В Пскове все пленные офицеры были отданы китайцам, которые распилили их пилами на куски. В Благовещенске у всех жертв чрезвычайки были вонзенные под ногти пальцев на руках и ногах грамофонные иголки. В Симферополе чекист Ашикин заставлял свои жертвы, как мужчин, так и женщин, проходить мимо него совершенно голыми, оглядывал их со всех сторон и затем ударом сабли отрубал уши, носы и руки… Истекая кровью, несчастные просили его пристрелить их, чтобы прекратились муки, но Ашикин хладнокровно подходил к каждому отдельно, выкалывал им глаза, а затем приказывал отрубить им головы.
В Севастополе людей связывали группами, наносили им ударами сабель и револьверами тяжкие раны и полуживыми бросали в море. В Севастопольском порту были места, куда водолазы долгое время отказывались спускаться: двое из них, после того как побывали на дне моря, сошли с ума. Когда третий решился нырнуть в воду, то выйдя, заявил, что видел целую толпу утопленников, привязанных ногами к большим камням. Течением воды их руки приводились в движение, волосы были растрепаны. Среди этих трупов священник в рясе с широкими рукавами, подымая руки, как будто произносил ужасную речь…
В Пятигорске чрезвычайка убила всех своих заложников, вырезав почти весь город. Заложники уведены были за город, на кладбище, с руками, связанными за спиной проволокой. Их заставили стать на колени в двух шагах от вырытой ямы и начали рубить им руки, ноги, спины, выкалывать штыками глаза, вырывать зубы, распарывать животы и прочее.
Трупы заложников, найденные в херсонской ЧК в подвале доме Тюльпанова.
В Крыму чекисты, не ограничиваясь расстрелом пленных сестер милосердия, предварительно насиловали их, и сестры запасались ядом, чтобы избежать бесчестия. По официальным сведениям, а мы знаем, насколько советские «официальные» сведения точны, в 1920-21 годах, после эвакуации генерала Врангеля, в Феодосии было расстреляно 7500 человек, в Симферополе — 12 000, в Севастополе — 9000 и в Ялте — 5000. Эти цифры нужно, конечно, удвоить, ибо одних офицеров, оставшихся в Крыму, было расстреляно, как писали газеты, свыше 12 000 человек, и эту задачу выполнил Бела Кун, заявивший, что Крым на три года отстал от революционного движения и его нужно одним ударом поставить в уровень со всей Россией.
Капитан Федоров со следами пыток на руках. На левой руке след от пулевого ранения, полученного во время пыток. В последнюю минуту сумел бежать из-под расстрела. Внизу фотографии орудия пыток, изображенные Федоровым.
Найденная в подвале харьковской ЧК кожа, содранная с рук жертв при помощи металличеcкого гребня и специальных щипцов.
После занятия прибалтийских городов в январе 1919 года эстонскими войсками были вскрыты могилы убитых, и тут же было установлено по виду истерзанных трупов, с какой жестокостью большевики расправлялись со своими жертвами. У многих убитых черепа были разможжены так, что головы висели, как обрубки дерева на стволе. Большинство жертв до их расстрела имели штыковые раны, вывернутые внутренности, переломанные кости. Один из убежавших рассказывал, что его повели с пятьюдесятью шестью арестованными и поставили над могилой. Сперва начали расстреливать женщин. Одна из них старалась убежать и упала раненая, тогда убийцы потянули ее за ноги в яму, пятеро из них спрыгнули на нее и затоптали ногами до смерти.
В Сибири чекистами, кроме уже описанных пыток, применялись еще следующие: в цветочный горшок сажали крысу и привязывали его или к животу, или к заднему проходу, а через небольшое круглое отверстие на дне горшка пропускали раскаленный прут, которым прижигали крысу. Спасаясь от мучений и не имея другого выхода, крыса впивалась зубами в живот и прогрызала отверстие, через которое вылезала в желудок, разрывая кишки, а затем вылезала, прогрызая себе выход в спине или в боку…
Вся страна была превращена в громадный концентрационный лагерь. Нельзя удержаться от того, чтобы не привести некоторые отрывки из статьи Дивеева, напечатанной в 1922 году за границей. Автор живописно изображает нравы, воцарившиеся в то время. «С полгода тому назад привелось мне встретиться с одним лицом, просидевшим весь 1918 год в московской Бутырской тюрьме. Одной из самых тяжелых обязанностей заключенных было закапывание расстрелянных и выкапывание глубоких канав для погребения жертв следующего расстрела. Работа эта производилась изо дня в день.
Кожа, содранная с конечностей жертв в доме Рабиновича на ул. Ломоносова в Херсоне, где пытала херсонская чрезвычайка.
Заключенных вывозили на грузовике под надзором вооруженной стражи к Ходынскому полю, иногда на Ваганьковское кладбище, надзиратель отмерял широкую, в рост человека, канаву, длина которой определяла число намеченных жертв. Выкапывали могилы на 20-30 человек, готовили канавы и на много десятков больше. Подневольным работникам не приходилось видеть расстрелянных, ибо таковые бывали ко времени их прибытия уже «заприсыпаны землею» руками палачей. Арестантам оставалось только заполнять рвы землей и делать насыпь вдоль рва, поглотившего очередные жертвы Чека…»
Нарастание жестокости достигло таких громадных размеров и вместе с тем сделалось столь обыденным явлением, что все это можно объяснить только психической заразой, которая сверху донизу охватила все слои населения. Перед нашими глазами по лицу Восточной Европы проходит волна напряженной жестокости и зверского садизма, которые по числу жертв далеко оставляют за собой и средневековье, и французскую революцию. Россия положительно вернулась к временам средних веков, воскрешая из пепла до мельчайших подробностей все их особенности, как бы нарочито для того, чтобы дать историкам средних веков, живя в XX столетии, одновременно переживать и исследовать самодурство и мрак средних веков.»
Если мои сведения кажутся неправдоподобными, а это может случиться — до того они невероятны, и с точки зрения нормальных людей недопустимы, то я прошу проверить их, ознакомившись хотя бы только с иностранной прессой, начиная с 1918 года, и просмотреть газеты «Victore», «Times», «Le Travail», «Journal de Geneve», «Journal des Debats» и другие…
«Варфоломеевские ночи» в Евпатории в январе 1918 года
14 (27) января 1918 года на транспортном судне «Трувор», гидрокрейсере «Румыния», буксирах «Геркулес» и «Данай» на рейд Евпатории из Севастополя прибыл отряд революционных матросов и красногвардейцев числом до полутора тысяч. Город в течение примерно сорока минут обстреливался из орудий гидрокрейсера, затем на берег был высажен десант в примерно тысячу бойцов.
В городе начались аресты «контрреволюционеров» - офицеров, представителей имущих классов, дворян, всех тех, на кого указывали местные люмпены, часто с единственной целью свести счёты за прошлые личные обиды. В поисках оружия матросы вламывались в дома, и выносили оттуда все ценное. Сопротивлявшихся убивали на месте. Арестованных отводили на причал в здание Русского общества пароходства и торговли, откуда после краткого опроса свозили на транспорт «Трувор». Несмотря на протесты части севастопольского руководства (Ю. П. Гавен, Н. А. Пожаров), по требованию Ж. А. Миллера, а также евпаторийских революционных активистов Н. М. Дёмышева, Кебабьянца (в других источниках Х. Г. Кебабчианца) членов семьи Немич, террор в Евпатории принял крайние и совершенно дикие формы.
Палач - Н.М. Демышев. Председатель исполкома Евпатории, один из организаторов красной «Варфоломеевской ночи».
Изобличен в преступлениях. Повешен Белогвардейцами после освобождения Евпатории.
Палач - Кебабчианц, по кличке «кровавый». Заместитель председателя Евпаторийско го исполкома, участник «Варфоломеевской ночи». Изобличен в преступлениях. Повешен Белогвардейцами после освобождения Евпатории
Первыми погибли все захваченные члены офицерской дружины, числом в 46 человек. Они, со связанными руками, были выстроены вдоль борта транспорта «Трувор» и один из матросов, проходя мимо строя офицеров, ногой сбрасывал их в зимнее Чёрное море. Эта расправа была видна с берега, на котором собрались семьи казнимых, которые наблюдали эту сцену - «всё плакало, кричало, молилось, но матросы только смеялись» .
Была сформирована «судебная комиссия», в которую вошли члены семьи Немич (сёстры Антонина, Варвара, Юлия, муж Юлии и сожитель Антонины). Комиссия заседала на борту транспорта «Трувор», рассматривая дела арестованных и решая их судьбы. На «Трувор» со всей Евпатории свозили арестованных. Председательствовавший на заседаниях комиссии командир «Румынии», матрос Федосеенко, любил повторять: «Все с чина подпоручика до полковника - будут уничтожены» . Всего за три дня 15-17 января 1918 года (старого стиля) было арестовано около восьмисот человек, из них казнено и утоплено до трёхсот. Казни с ужасающей жестокостью производили на борту транспорта «Трувор» и гидрокрейсера «Румыния». Вот как со слов очевидца казни на «Труворе» описал историк С. П. Мельгунов:
перед казнью, по распоряжению судебной комиссии, к открытому люку подходили матросы и по фамилии вызывали на палубу жертву. Вызванного под конвоем проводили через всю палубу мимо целого ряда вооружённых красногвардейцев и вели на так называемое «лобное место» (место казни). Тут жертву окружали со всех сторон вооружённые матросы, снимали с жертвы верхнее платье, связывали верёвками руки и ноги и в одном нижнем белье укладывали на палубу, а затем отрезали уши, нос, губы, а иногда и руки и в таком виде жертву бросали в воду. После этого палубу смывали водой и таким образом удаляли следы крови. Казни продолжались целую ночь, и на каждую казнь уходило 15-20 минут. Во время казни с палубы в трюм доносились неистовые крики и для того, чтобы их заглушить транспорт «Трувор» пускал в ход машины и как бы уходил от берегов Евпатории в море.
По показаниям выживших свидетелей, данных следствию, проводимому Крымским правительством М. А. Сулькевича летом 1918 года, особо изощрённым садизмом отличался так и не установленный и не найденный «севастопольский рыбак Павка» , который кинжалом отрезал у жертв перечисленные выше части тела.
Одновременно с арестами и массовыми экзекуциями в городе проходил банальный грабёж имущего населения, прикрытый лозунгами «для нужд революции», «национализации», «военной необходимости». Сохранились документы, свидетельствующие о том, что и в бессудных расправах над «буржуазией», и в посягательствах на имущество зажиточных горожан, активно участвовали одни и те же лица.
После того, как Евпаторию покинули севастопольцы, эстафету террора продолжили местные активисты. Местом расстрелов стала городская свалка или просто ночные улицы прямо возле домов, где проживали жертвы. В ночь на 24 января (6 февраля) 1918 года из евпаторийской тюрьмы были вывезены на автомобилях и расстреляны девять арестантов, среди которых были граф Н. В. Клейнмихель, гимназист Евгений Капшевич, офицеры Борис и Алексей Самко, Александр Бржозовский.
Женщина-палач - Варвара Гребенникова (Немич). В январе 1920 года приговаривала к смерти офицеров и «буржуазию» на борту парохода «Румыния». Схвачена освобожденными жителями Евпатории, передана Белогвардейцам, изобличена в преступлениях, повешена по приговору военного суда.
Эти события так потрясли современников своей необъяснимою жестокостью, что даже в XXI веке отголоски их наблюдаются в российском тюремном фольклоре - исследователь этого жанра Екатерина Ефимова переписала слова стихотворения из альбома одного из воспитанников Можайской воспитательно-трудовой колонии, в котором были такие строки:
Судно сталыпин, транспорт-трувор
Крымский январь и расстрелы
Делит лично судья приговор
Воров на убитых, а блядей на белых
…
Страшно и холодно в этом году
Стоим на - труворе -
Словно в крови, в поминальной заре
Чёрное море
Красный террор в России. 1918-1923
Книга крупнейшего историка революции и Гражданской войны С. П. Мельгунова «Красный террор в России. 1918-1923» является документальным свидетельством злодеяний большевиков, совершенных под лозунгом борьбы с классовыми врагами в первые годы после октябрьского переворота.Она основана на свидетельских показаниях, собранных историком из разных источников, но в первую очередь из печатных органов самой ВЧК («Еженедельник ВЧК», журнал «Красный террор»), еще до его высылки из СССР. Печатается по 2-му, дополненному изданию (Берлин, изд-во «Ватага», 1924). В книгу включены ранее не публиковавшиеся в России очерки о руководителях ВЧК «Чекистский Олимп» и другие материалы С. П. Мельгунова по этой тематике из эмигрантской прессы. Книга снабжена фотодокументами из материалов Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков в 1918-1919 гг. и др. источников.
…зверства чекистов красного террора:
30 августа 1919 года деникинцы под Броварами разбили красных. Многие жители, несмотря на то, что в городе рвались снаряды, бросились к дверям ЧК искать родных и близких. Жуткое зрелище представилось их глазам. Как писала свидетельница Екатерина Гауг: «Сильный трупный запах ударил в лицо. Все стены были забрызганы кровью… Пол на несколько вершков был залит кровью. На полу, точно на прилавках мясной лавки, лежали человеческие мозги. Посреди гаража было углубление, куда раньше обычно спускался шофер во время починки автомобиля. Перед отверстием стоял огромный сруб дерева, весь окровавленный. На нем лежала шашка, тоже вся в крови. Здесь рубились головы или применялись какие-то кровавые пытки… Отверстие же, точно водою было заполнено кровью. На стене огромная петля и лежал кусок железа — как оказалось, это было орудие пытки каленым железом».
«При нас так же откопали труп девушки лет 17-ти. Совершенно нагая, лежала эта девушка, почти ребёнок, перед нами. Голова её изувечена до неузнаваемости, всё тело было в ранах и кровоподтеках. А руки! Эти руки носили следы дикого зверства. С них до локтя была снята кожа и белела пристегнутая каким-то изувером бумажка. На ней было написано: «Буржуазная перчатка»… Изувеченные трупы родные пытались опознать хотя бы по зубам — но золотые зубы и мосты были вырваны чекистами… на лбу жертв мужчин были вырезаны офицерские значки, на груди портупея, на плечах погоны».
Красный террор в России. 1918-1923 гг. Пытки и истязания, которые применяли большевики против русского народа, неисчислимы. Таких дегенератов и выродков не могли родить нормальные женщины. Люди ли вообще эти шизоидные отбросы и монстроподобные изуверы?
Далее Вы можете ознакомиться с некоторыми фотографиями преступников и жертв их чудовищных преступлений. Некоторые негодяи были пойманы, изобличены и понесли заслуженное наказание. Но как мы понимаем, далеко не все… Еще долго эти подлецы, узурпировавшие власть, издевались и глумились над покоренным народом. Свое возмездие большинство из них получило уже попав в жернова советских внутрипартийных разборок 1937-1938 гг., но, как мы понимаем, наказание они понесли отнюдь не за те преступления, которые реально совершили…
Трупы заложников, расстрелянных в харьковской тюрьме.
Харьков. Трупы заложников, умерших под пытками большевиков.
Харьков. Трупы замученных женщин-заложниц. Вторая слева - С. Иванова, владелица мелочного магазина. Третья слева - А.И. Карольская, жена полковника. Четвертая - Л. Хлопкова, помещица. У всех заживо взрезаны и вылущены груди, половые органы обожжены и в них найдены уголья.
Харьков. Тело заложника поручика Боброва, которому палачи отрезали язык,
отрубили кисти рук и сняли кожу вдоль левой ноги.
Харьков, двор чрезвычайки. Труп заложника И. Пономаренко, бывшего телеграфиста. Правая рука обрублена.
Поперек груди несколько глубоких надрезов. На заднем плане еще два трупа.
Труп заложника Ильи Сидоренко, владельца модного магазина в городе Сумы.
У убитого переломаны руки, сломаны ребра, взрезаны половые органы. Замучен в Харькове.
Станция Снегиревка, под Харьковом. Труп замученной женщины. На теле не было найдено одежды.
Голова и плечи были отрублены (при вскрытии могилы найдены так и не были).
Харьков. Трупы убитых, сваленные в телегу.
Харьков. Трупы замученных в ЧК.
Двор харьковской губчека (Садовая улица, 5) с трупами казненных.
Концлагерь в Харькове. Замученный до смерти.
Харьков. Фотография головы архимандрита Родиона, Спассовский монастырь, оскальпированный большевиками.
Раскопки одной из братских могил у здания харьковской ЧК.
Харьков. Раскопки братской могилы с жертвами красного террора.
Хуторяне И. Афанасюк и С. Прокопович, заживо оскальпированные.
У ближнего, И. Афанасюка, на теле следы ожогов раскаленной шашки.
Тела трех рабочих-заложников с бастовавшего завода.
У среднего, А. Иваненко, выжжены глаза, отрезаны губы и нос. У других - отрублены кисти рук.
Труп офицера, замученного чекистами.
Тела четырех крестьян-заложников (Бондаренко, Плохих, Левенец и Сидорчук). Лица покойников страшно изрезаны.
Особым изуверским способом изуродованы половые органы. Производящие экспертизу врачи высказали мнение,
что такой прием должен быть известен только китайским палачам и по степени болезненности
превышает всё доступное человеческому воображению.
Слева труп заложника С. Михайлова, приказчика гастрономического магазина, видимо, зарубленного шашкой.
Посередине тело засеченного насмерть шомполами, с перебитой нижней частью спины, учителя Петренко.
Справа труп Агапова, с вывороченными ранее описанной пыткой половыми органами.
Труп 17–18-летнего юноши, с вырубленным боком и изувеченным лицом.
Яков Чус, тяжело раненный казак, оставленный отступающей Белой гвардией.
Подошедшими красными облит бензином и заживо сожжен.
Сибирь. Енисейская губерния. Трупы замученных жертв большевистского террора.
В советской энциклопедии «Гражданская война и военная интервенция в СССР» (М., 1983, с. 264)
эта фотография лживо дана как образец «жертв колчаковщины» в Сибири в 1919 году.
Доктор Беляев. Зверски убит в Верхнеудинске. На фотографии видны отрубленная кисть руки и изуродованное лицо.
Тот, кто собирается глумиться над памятью миллионов невинных жертв преступного переворота, завывая про 100-летний юбилей захвата власти палачами, должен знать, что он встает с ними в один ряд в деле измены и предательства своей Родины и разделяет с ними моральную ответственность за все жертвы, все преступления и гнусности, которые они совершили в России.
Составители статьи Сергей Шевченко, Иван Семенов
Информационная служба МПР
Фотографии преступлений Красного террора с сайта «Бессмертный барак»
