заседал 8 сентября 1943 г., первый Собор РПЦ после 1918 г. Собору предшествовала встреча Местоблюстителя Патриаршего Престола Московского митр. Сергия (Страгородского) , Ленинградского митр. Алексия (Симанского) и Киевского митр. Николая (Ярушевича) с И. В. Сталиным . В кон. авг. 1943 г. гражданская власть предложила митр. Сергию возвратиться в Москву из Ульяновска, куда митр. Сергий был эвакуирован в окт. 1941 г. 4 сент. митр. Сергию позвонил представитель Совнаркома полковник НКВД Г. Г. Карпов , сообщивший о желании правительства принять высших иерархов РПЦ. Митр. Сергий выразил пожелание, чтобы визит состоялся безотлагательно.
Позже Карпов записал содержание своей беседы со Сталиным, предварявшей звонок митр. Сергию, и вопросы, к-рые задавал ему Сталин: «а) Что из себя представляет митрополит Сергий (возраст, физическое состояние, его авторитет в Церкви, его отношение к властям); б) краткая характеристика митрополитов Алексия и Николая; в) когда и как был избран в Патриархи Тихон; г) какие связи Русская Православная Церковь имеет за границей; д) кто является Патриархами Вселенским, Иерусалимским и другими; е) что я знаю о руководстве Православных Церквей Болгарии, Югославии и Румынии; ж) в каких материальных условиях находятся сейчас митрополиты Сергий, Алексий и Николай; з) количество приходов православной Церкви в СССР и количество епископата» (МЦВ. 1994. № 6 (103)). Получив ответы Карпова, Сталин сказал, что нужно создать специальный орган, к-рый бы осуществлял связь с руководством РПЦ (7 окт. 1943 вышло Постановление СНК, в к-ром было утверждено «Положение о Совете по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР»).
Вечером 4 сент. в Кремле состоялась беседа 3 митрополитов со Сталиным, В. М. Молотовым и Карповым о взаимоотношениях Церкви и гос-ва. Сталин попросил митрополитов высказаться об имевшихся у Русской Церкви и у них лично назревших, но нерешенных вопросах. Митр. Сергий сказал, что самый главный вопрос - о центральном руководстве РПЦ, что он почти 18 лет является Патриаршим Местоблюстителем и думает, что едва ли где-то еще возможна такая ситуация, при к-рой с 1935 г. в Церкви нет Синода. Митр. Сергий просил разрешения собрать Архиерейский Собор, к-рый изберет Патриарха и образует при главе Церкви Свящ. Синод как совещательный орган в составе 5-6 архиереев. Согласившись с предложением митр. Сергия, Сталин спросил о возможном сроке созыва Собора. Митр. Сергий ответил, что Собор можно созвать через месяц. Этот срок, очевидно, не соответствовал видам Сталина, и он спросил: «А нельзя ли проявить большевистские темпы?» - поинтересовавшись мнением Карпова на этот счет. Карпов ответил, что если помочь митр. Сергию транспортом, предоставить самолеты, то Собор можно созвать через 3-4 дня. Договорились, что А. С. соберется в Москве 8 сент. Допустив возможность избрания Патриарха, правительство признало несбыточность большевистских планов полного разгрома Церкви и устранения ее из жизни народа. По существу, были заключены условия своего рода «конкордата», к-рый в основных чертах гос. власть соблюдала вплоть до начала хрущёвских гонений (см. Хрущёв Н. С.).
А. С. состоялся через 4 дня после встречи в Кремле в новом здании Патриархии в Чистом пер. в Москве. В его деяниях участвовало 19 архиереев - все, кто в это время находился на кафедрах на не оккупированных нем. войсками территориях: митрополиты Сергий (Страгородский), Ленинградский Алексий (Симанский), Киевский Николай (Ярушевич), архиепископы Красноярский свт. Лука (Войно-Ясенецкий) , Сарапульский Иоанн (Братолюбов) , Казанский Андрей (Комаров) , Куйбышевский Алексий (Палицын) , Уфимский Стефан (Проценко) , Горьковский Сергий (Гришин) , Ярославский Иоанн (Соколов) , Рязанский Алексий (Сергеев) , Калининский Василий (Ратмиров) , Новосибирский Варфоломей (Городцов) , Саратовский Григорий (Чуков) , епископы Молотовский Александр (Толстопятов) , Курский Питирим (Свиридов) , Кировский Вениамин (Тихоницкий) , Ульяновский Димитрий (Градусов) и Ростовский Елевферий (Воронцов) . Мн. архиереев доставили на Собор на военных самолетах. Почти все они были исповедниками, прошедшими через тюрьмы, лагеря и ссылки, архиеп. Сарапульский Иоанн (Братолюбов) и еп. Молотовский Александр (Толстопятов) были освобождены незадолго до Собора.
А. С. открыл Местоблюститель Патриаршего Престола, прочитавший краткий доклад «О деятельности православной Церкви за два года Отечественной войны». Это был, конечно, не отчетный доклад в общепринятом смысле слова, поскольку говорить открыто о жизни РПЦ в годы, прошедшие после Поместного Собора 1917-1918 гг. , не было возможности, в докладе речь шла исключительно о патриотическом служении Церкви во время войны. Затем Собор заслушал доклад митр. Ленинградского Алексия «Долг христианина перед Церковью и Родиной в переживаемую эпоху Отечественной войны». Сравнивая Великую Отечественную войну с Отечественной войной 1812 г. , митр. Алексий указал на нравственные условия успеха рус. воинства, общие для всех времен: «Твердая вера в Бога, благословляющего справедливую брань; религиозный подъем духа; сознание правды ведомой войны; сознание долга перед Богом и Родиной». Затем митр. Алексий поставил вопрос об избрании Святейшего Патриарха и предложил кандидатуру митр. Сергия, предложение было единодушно одобрено всеми участниками Собора. Митр. Сергий поблагодарил преосвященных за избрание его Патриархом и предложил формулу поминовения Святейшего Патриарха: «Святейшего отца нашего Сергия, Патриарха Московского и всея Руси».
Митр. Сергий предложил избрать Свящ. Синод при Патриархе из 3 постоянных и 3 временных членов. Временных членов предполагалось выбирать на полугодовые сессии по 1 архипастырю от каждой из 3 групп епархий: сев.-вост., центр. и юж. в порядке старшинства. Постоянными членами Синода Собор избрал митрополитов Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича), а также архиеп. Горьковского Сергия (Гришина). Временными членами в Синод приглашены были архиепископы Куйбышевский Алексий (Палицын), Красноярский Лука (Войно-Ясенецкий) и Ярославский Иоанн (Соколов), а также управляющий делами Московской Патриархии прот. Николай Колчицкий . Полномочия нового Синода отличались от полномочий того, к-рый был учрежден определениями Поместного Собора 1917-1918 гг. о высших органах церковного управления: Поместный Собор в свое время предусматривал для Синода более самостоятельный статус, новый же Синод образовали при Патриархе. Опыт, приобретенный РПЦ в 20-30-х гг. XX в., показал особую ответственность первосвятительского служения, т. к. в пору гонений, при внешних и внутренних расколах и разделениях, для многомиллионной паствы главным духовным ориентиром, помогавшим различать, где правосл. Церковь, а где схизмы, была личность первого архиерея - Патриарха Тихона , потом митрополитов сщмч. Петра и Сергия.
А. С. принял подписанную всеми его участниками декларацию об осуждении изменников веры и Отечества, направленную против коллаборационистов из духовенства и мирян, запятнавших себя сотрудничеством с оккупационными властями и одновременно посягнувших на учинение расколов. Разумеется, этот акт был направлен не против тех священнослужителей, к-рые, находясь на оккупированной территории, вынуждены были вступать в контакты с нем. властями по вопросам, связанным с открытием храмов, епархиальной и приходской жизнью, контролировавшейся нем. администрацией. Он касался священнослужителей, предававших ближних или откровенно переходивших на сторону фашистов. В обращении Собора к советскому правительству была выражена готовность умножить усилия РПЦ в служении правому делу спасения Родины от фашистской агрессии. А. С. издал также «Обращение ко всем христианам мира», проект к-рого был зачитан Саратовским архиеп. Григорием (Чуковым). В нем Собор охарактеризовал борьбу с фашизмом как проявление благородного порыва человеческого духа «нанести смерть самой войне».
Интронизация новоизбранного Патриарха состоялась 12 сент., по окончании литургии Патриарх Сергий обратился к пастве, молившейся в кафедральном Богоявленском соборе со словом, в к-ром дал оценку состоявшемуся Собору и избранию Патриарха: «Собор преосвященных архипастырей своим единогласным решением от 8 сентября постановил усвоить мне титул Патриарха Московского и всея Руси. Таким образом, наша Русская Церковь этим актом получила всю полноту канонического возглавления, управления и молитвенного предстательства… В моем положении по внешности как будто ничего не изменилось с получением патриаршего сана. Фактически я уже в течение 17 лет несу обязанности Патриарха. Это так кажется только по внешности, а на самом деле это далеко не так. В звании патриаршего Местоблюстителя я чувствовал себя временным и не так сильно опасался за возможные ошибки. Будет, думал я, избран Патриарх, он и исправит все допущенные ошибки. Теперь же, когда облечен высоким званием Патриарха, уже нельзя говорить о том, что кто-то другой исправит ошибки и сделает недоделанное, а нужно самому поступать безошибочно, по Божьей правде и вести людей к вечному спасению» (ЖМП. 1943. № 2. С. 8).
О своем избрании и интронизации Патриарх Сергий сообщил Вост. Патриархам: К-польскому Вениамину , Александрийскому Христофору II , Антиохийскому Александру III и Иерусалимскому Тимофею , направив им известительные грамоты. Из Стамбула, Каира, Дамаска и Иерусалима получены были ответные приветственные телеграммы Патриархов, пришли также поздравления от глав инославных Церквей, от церковных деятелей христ. Востока и Запада. Из Тбилиси Патриарха Сергия поздравил с избранием и интронизацией Католикос-Патриарх Каллистрат (Цинцадзе) , глава Грузинской Церкви, общение с к-рой у РПЦ было прервано в 1917 г.; эта телеграмма давала надежду на прекращение разделения и восстановление евхаристического общения.
Деяния А. С. стали переломными во внутренней жизни РПЦ: спустя неск. дней было принято решение об издании «Журнала Московской Патриархии» , стали приниматься меры по укреплению дисциплины среди духовенства. 27 окт. Патриарх Сергий обратился в правительство с просьбой амнистировать 24 архиеря и 2 священников. 28 нояб. СНК разрешил открытие в Москве Богословского ин-та и пастырских курсов и определил процедуру возобновления деятельности храмов и приходов. Возобновилась и внешняя деятельность РПЦ - уже 19 сент. Московская Патриархия принимала первую высокую зарубежную делегацию - Архиепископа Йоркского Сирила Гарбета, представлявшего Англиканскую Церковь . Руководство Англиканской Церкви в кон. лета 1943 г. обратилось к советскому правительству с просьбой разрешить приезд своей делегации в Москву, накануне Тегеранской конференции такой визит и особенно встреча членов делегации с Патриархом РПЦ были признаны Сталиным желательными и полезными.
Одновременно начался процесс повсеместного покаянного возвращения в лоно Матери-Церкви обновленцев, чему способствовала и позиция гос-ва: 12 окт. Карпов подал на имя Сталина докладную записку с предложением прекратить поддержку обновленчества и «не препятствовать распаду обновленческой церкви». Согласие Сталина и последовательно проводимая гос. политика, основанная на том, что «переход обновленческого духовенства и приходов - дело внутрицерковное», предопределили скорый конец обновленчества. Начался и процесс возвращения «григорианцев» (см. Григорианский раскол) различных групп «непоминающих» и «непримиримых» - «иосифлян» (см. Иосиф (Петровых)), «истинно православных христиан» (см. Истинно Православная Церковь), «викториан» и др., многие из них в военные годы практически прекратили свою деятельность или превратились в небольшие группы.
Избрание Патриарха, демонстрировавшее начало нормализации церковно-гос. отношений в СССР, вызвало немедленную реакцию со стороны нем. руководства: в нач. окт. 1943 г. Главное управление имперской безопасности совместно с Министерством вост. территорий наметило проведение неск. конференций правосл. духовенства оккупированных территорий, на к-рых предполагалось принять резолюции о неканоничности избрания Патриарха Сергия, но митр. Виленский и Литовский Сергий (Воскресенский) разъяснил нем. властям, что выборы Патриарха произведены в соответствии с каноническими нормами и не могут быть оспорены. Поддержку своей инициативы германское командование нашло в Русской Православной Церкви за границей , 7 архиереев к-рой на совещании 8-13 окт. 1943 г. в Вене признали избрание Патриарха Сергия «фактом не только неканоничным, но и не церковным, а политическим». Германские власти категорически требовали запретить возношение на богослужениях имени Патриарха Сергия. Резолюция Венского совещания была решительно осуждена митр. Сергием (Воскресенским), и, хотя он вынужден был оповестить духовенство о требовании нем. властей, сам он на богослужениях всегда поминал Патриарха Сергия.
Арх.: Дневники митр. Алексия (Симанского) за 1943 г. // Архив ЦНЦ.
Прот. Владислав Цыпин
На 2013 год пришлись юбилеи событий исключительно высокой значимости в истории Церкви и истории России. Исполнилось ровно 17 столетий со времени издания Миланского эдикта, прошло 25 лет после празднования тысячелетия Крещения Руси, 400 лет назад в Москве состоялся Земский собор, избравший на царство Михаила Романова и в связи с этим 100 лет назад, в последний мирный год в истории нашей страны, после которого начинался «не календарный, настоящий XX век», ставший огненным испытанием для России, праздновалось трехсотлетие династии Романовых. Среди этих дат не должен потеряться еще один юбилей - 70-летие Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, состоявшегося в 1943 г. Это событие не равнозначно изданию эдикта святым императором Константином о свободе христианского исповедания или Крещению Руси, но в истории Русской Церкви XX века Собор имел колоссальное значение.
До него в течение 18 лет восстановленный в 1917 г. Патриарший Престол оставался вакантным - Русскую Церковь возглавлял Патриарший Местоблюститель, а некоторое время, с конца 1925 г., после ареста священномученика Петра, до 1936 г., когда поступила ложная информация о его кончине, - Заместитель Местоблюстителя. Соборы не созывались, Временный Патриарший Синод в 1935 г. прекратил свое существование. Текущее церковное управление осуществлялось единолично Местоблюстителем, и лишь изредка созывались совещания, в которых участвовало по несколько епископов, имевших возможность приехать в Ульяновск (Симбирск), куда в начале Великой Отечественной войны была эвакуирована Патриархия в лице Местоблюстителя митрополита Сергия и нескольких его помощников.
Как известно, Собору предшествовала состоявшаяся 4 сентября 1943 г. встреча митрополитов Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского), будущего Патриарха, и Николая (Ярушевича), в ту пору занимавшего Киевскую кафедру, но находившегося в Москве, с И. В. Сталиным, В. М. Молотовым и только что назначенным на учрежденную тогда должность председателя Совета по делам Русской Православной Церкви Г. Г. Карповым. На этой встрече митрополитами было получено разрешение на созыв Архиерейского Собора, причем, вопреки предположениям иерархов, считавших, что для его подготовки понадобится месяц, Сталин посоветовал подготовить Собор, как он выразился не без мрачного юмора, «в большевистском темпе». Чтобы ускорить дело, некоторых участников Собора доставили в Москву на военных самолетах. Два архиерея - Саратовский архиепископ Иоанн (Братолюбов) и епископ Молотовский Александр (Толстопятов) - были освобождены из лагерей незадолго до открытия Собора. На встрече со Сталиным иерархи поставили и ряд других вопросов, связанных с тяжелым положением Церкви: об открытии приходов, духовных школ, о возобновлении издания официального церковного журнала и даже об освобождении некоторых из арестованных епископов и священников. Их список был подан позже, но из этого списка в живых оказался тогда лишь один иерарх - святитель Николай (Могилевский), который и был освобожден, после чего его поставили на Алма-Атинскую кафедру.
Архиерейский Собор, состоявшийся 8 сентября, через 4 дня после встречи митрополитов с руководством страны, вынес определение об отлучении от Церкви коллаборационистов-мирян и об извержении из сана клириков и епископов, виновных в том же преступлении, избрал Священный Синод, но главным его решением явилось избрание Патриарха. Им стал исполнявший до тех пор должность Местоблюстителя Сергий, интронизация которого состоялась 12 сентября.
Это событие вызвало великую радость у немногочисленного тогда духовенства, не истребленного гонениями, и у многомиллионного православного народа, но в то же время и критику, которая шла из кругов церковных оппозиционеров, из-за линии фронта, из русского зарубежья. И до сих пор некоторые из историков, а чаще публицистов, пытаются дискредитировать Архиерейский Собор 1943 г. и совершенный на нем акт избрания Патриарха. Поэтому апология Собора и его решений остается и по сей день актуальной церковной или, по меньшей мере, церковно-исторической задачей.
Один из аргументов критиков Собора заключается в указании на то, что способ избрания Патриарха, совершенного в 1943 г., радикально расходился с той процедурой, которую предусматривал Поместный Собор 1917–1918 гг. в своем определении, посвященном этой теме. В соответствии с этим определением, Патриарха должен был избирать Собор широкого состава с участием епископов, клириков и мирян. Но предусмотренную этим определением процедуру осуществить было невозможно. На созыв Поместного Собора государственная власть согласие не дала. Сама обстановка войны этому мало благоприятствовала. После кончины Святейшего Патриарха Сергия, когда война приблизилась к победному финалу, разрешение на созыв Поместного Собора было дано, и он состоялся в январе 1945 г. В 1943 г. была получена правительственная санкция на созыв Архиерейского Собора, - очевидным образом, менее затратное и, что важно, более оперативное мероприятие, чем Поместный Собор.
Не предусмотренное Собором 1917–1918 гг. избрание Предстоятеля Поместной Церкви на соборе епископском является актом вполне правомерным с точки зрения канонов. Первый епископ на языке большинства канонов носит титул не Патриарха (впервые упоминаемый в правилах лишь на Трулльском Соборе), а митрополита. И одинаково с другими епископами в эпоху Вселенских Соборов он избирался на областных соборах, состав которых был исключительно епископским. Каноны по существу дела знают исключительно собор епископов области, другими словами, Поместной Церкви, а не соборы с участием клириков и мирян. Так, 19 правило IV Вселенского Собора гласит:
«Посему определил святый собор, согласно правилам святых отец, чтобы в каждой области епископы дважды в году собиралися во едино, где назначит епископ митрополии, и исправляли все, что откроется».
Тот же исключительно архиерейский состав собора предусмотрен и в 6 правиле VII Вселенского Собора. О епископском составе соборов говорят также 14, 87, 141,142 правила Карфагенского Собора, 40 правило Лаодикийского Собора. В канонах не рассматривается специально вопрос о порядке избрания митрополита, из чего следует, что он также совершался на епископских соборах. Некоторая особенность в избрании предстоятеля митрополии, в отличие от других епископов, предусматривалась, однако, 6 правилом Карфагенского Собора, в котором, в частности, говорится:
«Но и от ближния области должно призвати епископов к поставлению епископа митрополии».
По толкованию Вальсамона, такой порядок приглашения епископов соседних митрополий применялся в Африканской церкви, избыточествовавшей епископами, «ради важности митрополичьего сана» . Ни о каком участии в избирательных соборах клириков и мирян каноны нигде не упоминают.
В позднейшие времена, когда образовались Патриархаты, также ничего неизвестно об участии клириков в избрании Патриархов, а что касается мирян, то их совокупную волю представлял император. В состав Освященных Соборов, которые созывались у нас в России в досинодальный период, входили великие князья, потом цари, входили также архимандриты и игумены «степенных монастырей», настоятели кремлевских соборов, но каноническую значимость постановлениям этих соборов, а также совершаемым ими актов избрания Предстоятелей Русской Церкви сообщало участие в них епископов как преемников апостолов. Именно как преемников апостолов, хотя в литературе иногда высказывается совершенно ложная идея, что права епископов вытекают из представительства ими духовенства и мирян своих епархий. Если бы это было так, то существовала бы предусмотренная канонами процедура лишения епископов представительских прав волей подведомственного им народа и духовенства. Ничего подобного каноны и история Церкви не знают. Правом суда над епископом и, следовательно, лишения его сана обладают исключительно соборы епископов широкого или узкого состава.
Хотя для избрания Патриарха в 1945 и 1971 гг. созывались Поместные Соборы широкого состава, но правом голоса на них обладали только архиереи. Как известно, в 1926 г. была предпринята попытка заочного избрания Патриарха через опрос епископов. Из-за арестов эта попытка не удалась. С канонической точки зрения сомнительность этого опыта связана с заочной процедурой подачи голосов, но отнюдь не с тем, что опрашивали исключительно епископов. Церковная общественность тех лет прекрасно понимала, что какой бы ни была предусмотренная Поместным Собором 1917–1918 гг. процедура избрания Патриарха, канонически голосов, поданных епископами, вполне достаточно для законности избрания. Итак, аргумент против каноничности избрания Патриарха на Архиерейском Соборе ввиду того, что это не был собор широкого состава, падает как совершенно несостоятельный.
Критики Архиерейского Собора 1943 г. отвергают его законность также на том основании, что в нем участвовало меньшинство наличного на тот момент епископата. В Соборе действительно участвовало лишь 19 архиереев. Отсутствовали епископы, находившиеся вне канонических границ Русской Церкви, каковыми были как архиереи Зарубежной Церкви, так и те епископы, которые, подобно митрополиту Вениамину (Федченкову), состояли в юрисдикции Московской Патриархии (епископы, перешедшие в юрисдикцию Константинопольского Патриархата, при этом, естественно, учитываться не должны), отсутствовали епископы, занимавшие кафедры на территории, оккупированной врагом, - как те, что сохраняли верность Московской Патриархии и поминали Местоблюстителя Патриаршего Престола, так и ушедшие в автокефалистский раскол на Украине. Учитываться не должны по понятным причинам те архиереи, которые, воспользовавшись немецкой оккупацией своих территорий (Эстонии и Латвии), ушли в юрисдикцию Константинополя. Не участвовали в Соборе ни обновленцы, хотя бы и старого поставления, которые были не извержены из сана, но запрещены в служении, ни григорьевцы, ни епископы из числа «не поминающих». Не присутствовали на Соборе и те архиереи, которые оставались в местах заключения. Их канонический статус - почисление за штат - исключал их полноправное участие в соборных деяниях, не говоря уже о том, что по не зависящим ни от них, ни от Местоблюстителя причинам они лишены были возможности участвовать в Соборе. В совокупности число всех не участвовавших в Соборе архиереев превосходило число присутствовавших на нем, однако число занимавших кафедры и не находившихся под прещением архиереев, не принявших участие в Соборе 1943 г., уступало числу присутствовавших на нем епископов. Но даже если бы это было не так, каноническая правомерность Собора от этого не теряется.
Рассуждая на эту тему, примем во внимание следующие соображения: полноправными членами Вселенских Соборов являлись все православные епископы. В эпоху Вселенских Соборов, когда кафедры существовали почти во всех городах Римской империи, вселенский епископат насчитывал не менее 2000 архиереев. Между тем, Никейский Собор вошел в историю как Собор 318 отцов, II Вселенский - как Собор 150 отцов. В самом многочисленном по составу из Вселенских Соборов - Халкидонском - участвовало 640 епископов. Во всех случаях участники Вселенских Соборов составляли меньшинство и даже незначительное меньшинство современного им епископата, но это обстоятельство ни малейшим образом не подрывает авторитет этих Соборов. У нас в досинодальный период соборы, которые созывались для избрания епископов на вдовствующие кафедры, включали, как правило, лишь небольшую часть епископата, в основном тех архиереев, которые занимали кафедры, находившиеся поблизости от Москвы, и неучастие остальных архиереев никоим образом не ставило под вопрос каноничность совершаемых на этих избирательных соборах епископских избраний. В синодальную эпоху все решения на уровне высшей церковной власти принимались Святейшим Синодом, который включал в себя совершенно ничтожную долю епископата. И хотя синодальная система церковного управления имеет бесспорные канонические дефекты, правомерность принимавшихся Синодом решений (которую, конечно, следует отличать от целесообразности или, в случае принятия судебных решений, возможной несправедливости, в особенности очевидной в деле священномученика митрополита Арсения (Мацеевича)) под вопросом не стоит, иначе мы должны были бы считать нашу Церковь в синодальную эпоху выпавшей из лона Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, что было бы и абсурдно и кощунственно.
В некоторых публикациях сам тот факт, что избрание Патриарха на Соборе 1943 г. было совершено единогласно, без единого голоса против, что замечательным образом свидетельствует о единодушии епископата, рассматривается как обстоятельство, подрывающее авторитет Собора, как свидетельство несвободы его участников. Возможно, что в гражданском отношении они и были по-разному ограничены в своей свободе, но это еще не дает оснований обвинять кого бы то ни было из участников Собора в том, что, поддержав кандидатуру митрополита Сергия, он действовал против своей церковной совести. Большинство участников Собора были либо его давними единомышленниками и помощниками, либо его ставленниками.
Презумпция несвободы в случае единогласной подачи голосов приобрела тривиальный характер в наше время, под влиянием либералистских, плюралистских идей и предрассудков, но она глубоко чужда церковному мышлению и церковной традиции. Как известно, несогласие с догматическими определениями Соборов влечет за собой анафематствование - совершенное отлучение от Церкви. Иными словами, в Церкви ее члены соединены единством веры. По иным, не вероучительным вопросам, разногласие допускается, но отнюдь не одобряется, рассматривается как обстоятельство, достойное сожаления. Это ясно выражено, например, в 6 правиле I Вселенского Собора, одной из тем которого является избрание епископа. В нем сформулирован принцип, что в случае разногласия при избрании епископа превозмогает голос большинства, а об имеющих отличное от большинства мнение Отцы Никейского Собора не без укоризны изрекли:
«Аще же общее всех избрание будет благословно, и согласно с правилом церковным: но два или три, по собственному любопрению, будут прекословити: да превозмогает мнение большинства».
Аналогичная мысль выражена и в 19 правиле Антиохийского Собора, посвященном также избранию епископов:
«Аще поставление совершится по определенному правилу, а некоторые по своей любопрительности воспрекословят: да превозмогает решение множайших».
Как видим, в этих двух канонах упорствующие в мнении, противоречащем голосу большинства, укоряются в грехе «любопрения», или «любопрительности».
Не лишено интереса то обстоятельство, что в Католической церкви избрание папы, в соответствии с ее установлениями, может быть совершено тремя способами, из которых высшим признается тот, который именуется избранием по вдохновению свыше (per inspirationem), когда все кардиналы назовут одного кандидата. Другой способ - через компромисс (per compromissum), когда кардиналы, не имея единого кандидата, договариваются о кандидате через переговоры, и только если сделать этого не удается, избрание совершается посредством тайного голосования - при этом требуется большинство в две трети голосов. На последних конклавах применялся именно этот способ, но высшим признается тот, когда имеется лишь один кандидат. Именно так обстояло дело у нас на Архиерейском Соборе 1943 г., равно как и на Поместных Соборах 1945 и 1971 гг.
Единомыслие, которому публицистика рубежа 1980-х - 1990-х годов, придавала карикатурные черты, исходя из ложного представления, что оно либо достигается манипулированием, либо тождественно безмыслию единомышленников, для Церкви Христовой в течение веков служило высоким идеалом. При открытии Поместного Собора 1917 г. его почетный председатель митрополит Киевский Владимир назвал разномыслие главной причиной смуты, в которую втягивалась тогда Россия. Это его выступление остается вполне актуальным и в наше время, и оно заслуживает пространного цитирования, потому что и ныне способно послужить предостережением и призывом:
«Здесь на Соборе представлены духовное благочестие, христианская добродетель и высокая ученость. Но есть нечто, возбуждающее опасения. Это - недостаток в нас единомыслия, как указали подготовительные работы к Собору, продолжавшиеся в течение последних двенадцати лет. Поэтому я напомню Апостольский призыв к единомыслию. Эти слова Апостола имеют вселенское значение и относятся ко всем народам, ко всем временам, но в настоящее время разномыслие сказывается у нас особенно сильно. Оно возведено в руководящий принцип жизни. Без фракций, говорят, не обеспечен и порядок государственный. Разномыслие подкапывается под устои семейной жизни, под устои школы, под влиянием разномыслия принимаются иногда такие преобразования, которые противоречат одно другому. Разномыслие раздирает государство. Нет ни одной стороны жизни, которая бы была свободна от пререканий и споров. Скажете, что для блага общества нужна власть, вам возразят, что всякая власть есть насилие и т.д. На чем же мы сойдемся? Православная Церковь молится о единении и призывает едиными усты и единым сердцем исповедывать Господа. ...Сыны Церкви умеют подчинять свои личные мнения голосу Церкви» .
Благодаря этой способности сынов Церкви расколы, поразившие церковную жизнь, главным образом, под влиянием внешних сил, были преодолены, и одним из существенно важных этапов их преодоления стал Архиерейский Собор 1943 г. Но болезнь, поразившая российское общество задолго до 1917 г., выразившаяся в глубоких политических разделениях, вызванных, в конечном счете, отпадением либеральных и революционных деятелей и кругов от Православия и сопряженных с ним вековых государственных традиций, ввергла Россию в кровавую смуту, которая началась сразу после вынужденного отречения святого императора Николая II от престола и захвата верховной власти самозванцами, назвавшими себя временными министрами. Хотя ко времени открытия Поместного Собора они еще занимали Императорский Зимний дворец, но контроль над страной они потеряли, приведя ее тем самым на край гибели. О горьких и бедственных плодах разномыслия и говорил при открытии Собора священномученик Владимир, призывая и участников Собора и весь русский народ к восстановлению единомыслия.
Протоиерей Владислав Цыпин
Сразу после встречи церковных деятелей со Сталиным началось практическое претворение в жизнь достигнутых договоренностей.
8 сентября в новом здании патриархии, уже наскоро преображённом - прежде всего, в главном доме усадьбы был устроен крестовый храм в честь Владимирской иконы Божьей Матери, зал заседаний Синода (Красный зал), другие представительские помещения и личные покои святейшего владыки Сергия - собрался Архиерейский собор Русской православной церкви. Съехалось 19 иерархов: три митрополита, 11 архиепископов и пять епископов. Удивление и волнение читалось на лицах собравшихся, многие из которых не видели друг друга много лет и даже десятилетий, будучи в заключении, да к тому же буквально только что сошли с трапа самолетов или с поездов, доставивших их в Москву.
В 11 утра пением тропаря Казанской иконе Божьей Матери «Днесь светло красуется славнейший град Москва» открылись заседания Собора. В его повестке значилось семь вопросов, касавшихся устроения церковной жизни, но все понимали, что главным будет вопрос об избрании патриарха Московского и всея Руси.
Открыл собор патриарший местоблюститель митрополит Сергий. Он прочитал доклад о патриотической деятельности церкви в военное время, напомнил о выпущенных им двадцати трёх посланиях и ряде посланий правящих архиереев; о сборе средств и других пожертвований на оборону страны. Отдельно прозвучала информация о встрече со Сталиным и достигнутых в ходе неё договоренностей. Ключевыми фразами, объяснявшими патриотическую позицию церкви, стали следующие слова митрополита к собравшимся: «О том, какую позицию должна занять наша Церковь во время войны, нам не приходилось задумываться, потому что прежде, чем мы успели определить как-нибудь своё положение, оно уже определилось - фашисты напали на нашу страну, её опустошали, уводили в плен наших соотечественников, всячески их там мучили, грабили… Так что даже простое приличие не позволило бы нам занять какую-нибудь другую позицию, кроме той, какую мы заняли, то есть безусловно отрицательную ко всему, что несет на себе печать фашизма, печать враждебности к нашей стране».
Затем перед иерархами с докладом «Долг христианина пред Церковью и Родиной в эпоху Отечественной войны» выступил митрополит Алексий (Симанский). Всё содержание доклада было посвящено ответу на вопрос, который митрополит сам же перед собой и поставил: «Где же и как выковывается победа?» Его ответ заключался в том, что для победы нужны не только «усовершенствованные орудия борьбы: воздушные истребители и бомбардировщики, бронепоезда и танки, пулемёты и артиллерия», но и «нравственные условия победы», дающие воодушевление воинству и народу, помогающие переносить лишения и жертвы и зовущие к Победе. А это - твёрдая вера в Бога, религиозный подъём духа, сознание правды ведомой войны, сознание долга пред Богом и Родиной.
По окончании доклада он обратился к главной теме, ради которой, собственно, и собрались иерархи, - к избранию патриарха. Алексий говорил:
В настоящее время мы здесь собрались Собором епископов, чтобы избрать святейшего патриарха. Я думаю, что этот вопрос бесконечно облегчается для нас тем, что у нас имеется уже носитель патриарших полномочий… Я считаю, что никто из нас, епископов, не мыслит себе другого кандидата, кроме того, который положил столько трудов для церкви в звании патриаршего местоблюстителя.
Обращение митрополита встречено было с восторгом, раздались возгласы:
Просим, просим! Аксиос! (Достоин!)
Может быть, есть другое мнение? - спросил митрополит Сергий, привстав из-за стола.
В ответ раздалось:
У нас полное единение, епископат единодушен в своем мнении.
Все встали и трижды пропели:
Услышав единогласное мнение Собора, митрополит Сергий ответил кратким прочувствованным словом:
Это избрание меня патриархом будет продолжением того служения, которое выпало мне много лет назад. Но теперь оно делается только более ответственным, потому что сопровождается такой необычной почётностью, которая требует и необычайного исполнения этого служения. Я благодарю за то, что вы остановились на мне и вручаете мне продолжение служения в новом звании. Прошу у всех молитв и всяческого содействия.
Митрополит Алексий объявил формулу поминовения святейшего патриарха, которая звучала отныне так: «Святейшего Отца нашего Сергия, патриарха Московского и всея Руси».
Сергий (Страгородский)
В общем воодушевлении члены Собора встали и пропели тропарь Святой Троице «Благословен еси, Христе Боже наш». Протодиакон произнес первое официальное публичное многолетие: «Блаженнейшему Сергию, митрополиту Московскому и Коломенскому, избранному патриарху Московскому и всея Руси». Так свершилось главное дело Собора. Церковь обрела своего возглавителя.
В тот же день был избран и Священный синод при патриархе, состоявший их трёх постоянных и трёх временных членов. Постоянными членами стали митрополиты Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич), архиепископ Горьковский Сергий (Гришин). Временных членов предполагалось выбирать в порядке старшинства на полугодовые сессии от каждой из трёх групп епархий: северо-восточной, центральной и южной. Первыми, кто был приглашен, стали архиепископы Куйбышевский Алексий (Палицын), Красноярский Лука (Войно-Ясенецкий), Ярославский Иоанн (Соколов).
Одновременно Собор принял ряд важных церковно-общественных документов: декларацию об осуждении изменников веры и Отечества из числа духовенства и верующих, запятнавших себя предательством и сотрудничеством с оккупантами; обращение к советскому правительству с выражением благодарности за внимание к «нуждам Русской православной церкви» и благословение на труды правительства СССР; обращение ко всем христианам мира с призывом «дружно, братски, крепко и мощно объединиться во имя Христа для окончательной победы над общим врагом».
12 сентября, в День памяти святого князя Александра Невского, покровителя земли Русской, в Богоявленском кафедральном соборе состоялась интронизация (возведение на престол) новоизбранного патриарха. Встреченный всем Собором епископов и представителями московского духовенства и паствы патриарх, приложившись к кресту, поднесенному кафедральным протоиереем, взошел на кафедру посередине храма. Протоиерей Колчицкий огласил Деяние Собора об избрании митрополита Сергия и о присвоении ему звания Святейшего патриарха Московского и всея Руси. Весь сонм духовенства, а за ним и вся полная народу церковь провозгласили троекратное «Аксиос!». Митрополит Киевский Николай поднёс патриарху куколь, тот возложил его на себя. Вслед за этим митрополит Ленинградский Алексий поднёс Святейшему патриарший жезл. Протодиакон вновь возгласил многолетие.
Затем последовали выступления маститых иерархов, из их речей зримо предстал жизненный путь патриарха - выдающегося богослова и церковного деятеля. Особенно выделялась его деятельность во времена «раздора и разброда в Церкви» в 1920-1930-х годах, заслуги его как «церковного кормчего» в период местоблюстительства. Архиепископ Григорий (Чуков) так выразил общее настроение: «Тяжёлый крест выпал на долю митрополита Сергия; скорбен был путь, которым пришлось идти ему - второму местоблюстителю, и епископы не все признавали его, и в народе враги Церкви старались возбудить против него злые слухи, но он - глубоко убежденный православный канонист - твёрдо отмежевался от всякой нелояльной в отношении государства работы, на которую толкали его некоторые из его собратьев епископов. Он помнил слова Христа: “Воздадите кесарево кесарю и Божие Богу”, и эти божественные слова легли в основу его деятельности как патриаршего местоблюстителя. Он занялся исключительно устроением Церкви и твёрдо держался строгой церковной линии».
В день интронизации Сергий обратился к пастве со своим первым патриаршим посланием. Извещая верующих о «восприятии патриаршего сана», Сергий призвал их «трудиться над очищением церковной ограды от всяких нестроений», устроять церковную жизнь по церковным правилам, охранять православную веру, всемерно участвовать в общецерковном подвиге противостояния захватчикам 10 .
С избранием на Патриарший престол патриарх Сергий получил множество телеграмм, писем, посланий от духовенства и верующих Советского Союза, а также из-за границы: из Стамбула, Дамаска, Иерусалима, Ливана, Лондона. Из Нью-Йорка пришло поздравительное письмо от митрополита Вениамина (Федченкова), который писал: «…хотя формы избрания Вашего не отвечали по букве постановлению Московского Собора 1917-18 гг. (разумеем путь жребия из трёх кандидатов), но, как изволили Вы и сами учить нас, Церковь есть Божий орган, и, как таковой, Она - свободна, - подобно как свободен и Сам Дух Святой, действующий в ней, и Церковь вольна принимать формы, какие ей угодны. В данном случае воля Церкви в избрании именно Вашего Святейшества была совершенно очевидна. И потому если и не соблюдена была буква, то исполнена воля той же самой Церкви, которая в свое время избрала иную форму. Буди благословенно имя Церкви Божией, Исполла Вашему Святейшеству и всем братиям Вашим, соепископам, действительно единодушно исполнившим волю Церкви». Пришла телеграмма и с родины патриарха, из Арзамаса, от священника Николая Попова, писавшего: «От лица всех верующих Арзамаса поздравляю с избранием на высокий пост. Многая лета патриарху всея Руси».
Казалось, в жизни Сергия после избрания патриархом внешне ничего не изменилось. Но если в звании местоблюстителя он мог надеяться, что его человеческие слабости и ошибки будут исправлены законно избранным патриархом, то теперь, облеченный новыми правами и обязанностями, Сергий, не имея права на ошибку, должен был поступать по «правде Божией», чтобы вести людей к «вечному спасению»… Легла на него и другая сложная и ответственная роль - предстательствовать перед государством за всю церковь.
Избрание патриарха Московского воспринято было с одобрением не только в Советском Союзе миллионами верующих, но и большинством зарубежных автокефальных православных и иных христианских церквей. Поздравительные послания по случаю своего избрания Сергий получил от патриархов Константинопольского, Александрийского и Антиохийского. Эти свидетельства восстановления, пока заочно, связей с зарубежными религиозными центрами давали надежду, что в самом ближайшем будущем станут возможны и посещения Москвы главами и делегациями христианских церквей, и поездки делегаций русской церкви за рубеж.
Постепенно в лоно Патриаршей церкви стали возвращаться епископы и духовенство, относившиеся к числу так называемых «непоминающих», тех, кто отделился от неё в конце 1920-х годов после подписания митрополитом Сергием декларации 1927 года. Наиболее авторитетный среди «непоминающих» епископ Афанасий (Сахаров) из Мариинских лагерей прислал Сергию поздравление по случаю избрания на Патриарший престол и просил принять его в общение с церковью. Вслед за ним на этот путь встали и другие епископы из числа «непоминающих». За ними пошла и паства. Лишь небольшая её часть, называвшая себя «истинными православными христианами», осталась вне Патриаршей церкви. Их немногочисленные группы находились в Воронежской и Тамбовской областях, на Северном Кавказе и в Сибири. Властями они рассматривались как «антисоветские организации», в отношении которых допустимы меры административно-репрессивного характера вплоть до арестов и ссылок.
По мере возрождения церкви Сергий стремился к тому, чтобы каждый храм имел священника. Большие надежды при этом возлагались на духовные учебные заведения, управление которыми должен был взять на себя Учебный комитет во главе с митрополитом Ленинградским Григорием (Чуковым) в составе Н. Ф. Колчицкого и профессора С. В. Савинского. Комитет, понимая, что в короткое время ему не удастся найти достаточное количество преподавателей, просил разрешения на въезд в СССР нескольких профессоров-богословов из-за рубежа, но поддержки эта просьба не нашла. Уже в конце октября 1943 года были разработаны основные документы, относящиеся к деятельности богословского института и богословско-пастырских курсов в Москве. Они активно обсуждались и в Синоде, и в совете. Церковь первоначально надеялась, что под нужды школ будут возвращены здания бывших духовных учебных заведений: в Харитоньевском переулке, на улице Ордынка или на территории бывшего Новодевичьего монастыря. В основу программ богословских школ были положены соответствующие программы дореволюционных академий и семинарий. По инициативе Карпова в программу введен был курс, посвященный изучению Конституции СССР и законодательства о религиозных культах. Перечень учебных предметов, предполагаемых к изучению в духовных школах, выглядел следующим образом:
|
Богословский институт |
Богословско-пастырские курсы |
|
Священное Писание Ветхого и Нового Заветов История Христианской церкви История Русской церкви Христианская апологетика Литургика Церковное проповедничество и научение истинам веры История и разбор русского сектантства и раскола Чтение богослужебных книг на церковнославянском языке Нравственное богословие Пастырское богословие История религии Церковное пение Аскетика Конституция СССР |
Чтение и объяснение избранных мест из Священного Писания Ветхого и Нового заветов История Христианской церкви История Русской церкви Христианская апологетика Литургика Церковное проповедничество Сектоведение и расколоведение Церковнославянский язык Православное веро- и нравоучение Практическое руководство для пастырей церкви Библейская история Церковное пение и регентоведение Православный катехизис Конституция СССР |
Председатель совета всемерно содействовал ускорению процесса открытия духовных школ. Ему приходилось преодолевать сопротивление отдельных сотрудников аппарата совета, которые «не видели необходимости» в открытии духовных школ. Выступая на заседании членов совета, Карпов говорил: «Отказать в этом вопросе - значит подчеркнуть обратное, а не декларируемую свободу совести. Церковь нуждается в кадрах. Подготовка новых священнослужителей несколько освежит и даст возможность иметь молодой состав, который родился и обжился в условиях советской современной обстановки. Они не вкусили ту психологию, мораль, политику, которая была в период монархизма».
Как было условлено на сентябрьской встрече в Кремле, со всеми вопросами, по которым требовалось решение правительства, церковь должна была предварительно обращаться в Совет по делам Русской православной церкви. Вот и на этот раз глухой осенью 1943 года патриарх приехал в совет и вошел в кабинет Карпова.
Георгий Григорьевич, - после приветствия начал Сергий, - еще на Архиерейском соборе мы условились начать практическую работу по открытию богословского института. Я хотел бы услышать ваше мнение о кандидатуре протоиерея Боголюбова, которого мы хотели бы поставить во главе института.
Иван Николаевич, - по заведенной традиции Карпов чаще всего именно так обращался к патриарху, - дело ваше… - Председатель встал, подошел к книжному шкафу в глубине своего кабинета и продолжил: - Здесь у меня томики «Деяний» Поместного собора 1917-1918 годов. Закладки разные… Могу зачитать, что Боголюбов говорил о большевиках, о власти советской, его призывы к борьбе…
Да ведь это всё в прошлом, - заверил Сергий. - Сейчас другое время, другие условия. Что этим попрекать.
Всё так. Но нам не хотелось бы, чтобы молодое поколение православного духовенства начинало свое образование у этого человека.
Ну, раз так, - со вздохом проговорил патриарх, - пусть будет по-вашему. Только трудно нам будет другого сыскать… Кадров-то церковных нет.
Ваше святейшество, - спросил вдруг Карпов, - не слышно ли чего о митрополите Александре Введенском?
Как не слышно, на днях аудиенцию просил. Не принял я его. Не о чем мне с ним говорить.
Так-то оно так, по-церковному, может, и не о чем. Но нам-то как быть? Кое-где церкви обновленческие действуют и верующие их поддерживают. Хотя, по правде говоря, все же зачастую они «на ладан дышат». С мест сообщают, что отдельные священники и верующие поговаривают о возвращении в Патриаршую церковь.
Что касается самого Введенского, то при всем желании он не может быть принят в православную церковь не то что епископом, но и простым священником. Рядовых же батюшек и верующих при определенных с их стороны заявлениях и действиях будем по возможности принимать в лоно церковное.
И ещё у меня есть к вам вопрос. Наши друзья просили узнать: нет ли возможности… - Карпов помолчал, подыскивая слова, - …обучить, проэкзаменовать и проинструктировать нескольких лиц из сербских и румынских военнопленных, назвавших себя священниками? Предполагается направить их полковыми священниками в формирующиеся национальные воинские части.
Почему нет? Даже очень рады помочь братским церквям.
Обо всех своих встречах с патриархом председатель докладывал, как правило, заместителю председателя СНК СССР В. М. Молотову, а в некоторых случаях по подсказке последнего писал официальные рапорты на имя Сталина. Получая письменные или устные распоряжения от этих руководителей, Карпов и выстраивал свою линию поведения. Он не чурался и личных отношений с патриархом Сергием, хотя в партийных сферах к ним относились весьма недоброжелательно и неоднозначно. В архивах сохранилось немало «сигналов» тех, кто не одобрял «линии совета» на нормализацию отношений с церковью и хотел бы возвращения к былым временам, к твердости, решительности и наступательности по отношению к «попам». Карпову приходилось лавировать, скрывая свои действия от «любопытствующих» под грифом «секретно» или «для служебного пользования». История распорядилась так, что лишь в самом конце 1980-х годов стала возможной публикация этих интереснейших документов.
С осени 1943 года начинается возрождение и монастырской жизни. На тот момент действовало более тридцати монастырей, в большинстве своем открытых в период оккупации. Во всех монастырях насчитывалось более трёх тысяч монашествующих. В дни религиозных праздников монастыри посещало огромное количество паломников. Почти все монастыри вели свое хозяйство: земледелие, ремесла, различные промыслы. Московская патриархия ходатайствовала перед правительством не препятствовать их деятельности. Такой же позиции придерживался и совет. По его представлению правительство СССР своим особым постановлением предложило совнаркомам республик, на территории которых находились монастыри, «впредь до особых указаний не препятствовать их деятельности и сохранить за ними занимаемые ими жилые и служебные помещения, находящиеся в их пользовании земли, скот, сельскохозяйственный инвентарь и подсобные мастерские».
Активизируется в 1943 — 1944 годах издательская деятельность Русской церкви. Выпускались настольные и настенные календари, молитвенники, богослужебная литература. К изданной в 1942 году книге «Правда о религии в России» добавилась новая - «Русская православная церковь и Великая Отечественная война» (1943).
На долгие годы основным официальным изданием Русской православной церкви стал «Журнал Московской патриархии». Первый номер журнала, как указано на обложке, вышел 12 сентября 1943 года, в обращении редакции к читателям сообщалось: «По благословению Святейшего патриарха Московская патриархия, с Божией помощью, приступает к изданию печатного органа, который будет содержать официальные распоряжения Святейшего патриарха по церковным вопросам, его послания, постановления и определения Святейшего патриарха и Священного синода, патриотические выступления Святейшего патриарха и других церковных деятелей, статьи богословского характера, календарные сведения и различные заметки, касающиеся жизни Церкви. Потребность в издании такого печатного органа давно назрела, и потому редакция надеется, что появление его будет встречено духовенством и всем церковным обществом с живейшим сочувствием». Сергий был очень придирчивым редактором поступавших в патриархию для публикации материалов.
На страницах «Журнала Московской патриархии» публиковались статьи о патриотической деятельности церкви, о героизме Красной армии и советского народа, о преступлениях фашистов в отношении народов Советского Союза и религиозных объединений, информация об участии духовенства в работе Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию немецких злодеяний. Постоянно присутствовали материалы по исторической тематике и культурному наследию славянских народов, о памятниках письменности, иконописи, храмоздательстве.
Церковь информировала через журнал свою паству об антихристианской сущности фашизма. Публиковались статьи, в которых подвергались осуждению стремления идеологов нацизма построить «новую религию». К примеру, её содержание и направленность так характеризовал протоиерей Александр Смирнов в статье «Противники Креста Христова»: «Вместо Христа - фюрер; вместо креста - языческая свастика; вместо вечной книги жизни Библии - фашистская книжонка “Моя борьба”; вместо воскресенья - вечер субботы; вместо священников, пасторов, капелланов, чтецов - один лишь только лектор; вместо крещения, причащения, покаяния, венчания - произнесение фашистской клятвы с прикосновением правой руки к мечу и т. п. С такими новыми обрядами фашисты и вознамерились создать в Германии новую национальную церковь, которая должна, по их замыслам, служить одной только доктрине: “Народ и раса” и не допускать на подвластной ей территории никаких других форм церковных объединений, в особенности же таких, в которых согласно завету Христа и Его апостолов проводится дух христианской интернациональности, то есть где нет разницы в духовных правах ни для Еллина, ни для Иудея, ни для других национальностей (Колос. 3,11)».
Много материалов на страницах «Журнала Московской патриархии» посвящено было отношению оккупантов к историческим и церковным памятникам. В статье митрополита Николая (Ярушевича) «Фашисты - злейшие враги культуры» запечатлены его впечатления от увиденного в ходе поездки летом 1943 года в освобожденные Красной армией районы Калининской, Тульской, Калужской, Смоленской областей. Он свидетельствовал о разграблении и уничтожении исторических, религиозных и культурных памятников на территориях, бывших оккупированными.
В работе территориальных комиссий по расследованию злодеяний фашистов участвовал не только митрополит Николай, но и другие иерархи и священнослужители православной церкви. Их наблюдения, свидетельства и выводы передавались в государственные органы, помещались на страницах церковной литературы. К примеру, митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), побывав в январе 1944 года в освобожденных Петергофе и Пушкине, писал: «Прекрасный Петергофский собор стоит с разобранными куполами, с которых немцы содрали золоченые листы, с разбитыми стенами, зияющими окнами. Говорят, они простреливали из пистолетов иконы в Петергофском соборе. Другие церкви представляют ещё более удручающее зрелище. Разбита церковь бывшего Серафимо-Дивеевского подворья, совершенно разрушена кладбищенская церковь в Старом Петергофе. Там собрались, спасаясь от бомбёжек, верующие и все, кто только мог добежать до неё, - старики, дети. В неимоверной тесноте - их была не одна тысяча, - задыхаясь в спёртом, воздухе, в течение нескольких дней и ночей, выбегая, чтобы глотнуть свежего воздуха, просидели эти несчастные люди в храме. Но это их не спасло: немцы упорно бомбили храм, затем обстреливали его из орудий и, в конце концов, превратили его в груды развалин, под которыми нашли свой ужасный конец несчастные петергофцы. Теперь как памятник позорного фашистского зверства лежит на земле огромная груда красных, напоенных кровью русских жертв германского злодейства кирпичей».
С избранием митрополита Сергия на Московскую патриаршую кафедру приобрела особо масштабный и организованный характер патриотическая деятельность церкви.
7 марта 1944 года танковая колонна, построенная на церковные средства, была передана Красной армии - 38-му и 516-му танковым полкам близ деревни Горелки в пяти километрах северо-западнее Тулы. Выступая перед танкистами, митрополит Николай говорил: «От имени патриарха Сергия, от имени всей нашей Церкви я хочу сказать вам, братья-воины, из глубины сердца: Бог в помощь вам в вашем светлом деле защиты Родины! Пусть эти боевые машины, руководимые вашей крепкой, как гранит, волей к победе, несут мщение и смерть фашистским палачам нашего народа, истерзавшим и залившим кровью часть нашей священной Родины, сатанистам - врагам культуры и народного счастья, врагам человечества, недостойным носить человеческое имя, недостойным жить на земле!»
По этому поводу в совете был устроен специальный приём, на котором присутствовали руководители Московской патриархии во главе с патриархом Сергием, военачальники, ответственные сотрудники совета.
Менее чем за два месяца 38-й полк в составе 2-го Украинского фронта в боях за освобождение юго-западных областей Украины и части Бессарабии уничтожил до полутора тысяч гитлеровцев, 40 различных орудий, 10 пулеметов, подбил и захватил 38 танков и 17 бронетранспортеров фашистов, 101 транспортную машину, захватил три склада горючего, были взяты в плен 84 солдата и офицера. 24 апреля 1944 года при освобождении молдавской деревни Жервень и форсировании реки Реут полк принял свой последний бой. Остались «в живых» две машины, которые продолжили боевой путь в составе стрелковых частей. За проявленные мужество и героизм 49 танкистов были награждены орденами и медалями СССР. 21 солдат и 10 офицеров пали в боях смертью храбрых, 19 человек из них сгорели в боевых машинах.
Повсеместно продолжался сбор средств на авиаэскадрилью имени Александра Невского. Возросли сборы и отчисления в Фонд обороны страны и в другие патриотические фонды, активизировались на местах епископы и местные общины. По мере продвижения Красной армии на запад православные общины в освобожденных районах включались в общецерковную патриотическую деятельность, помогая Родине продуктами питания, деньгами, ценностями, своим трудом. Общая сумма денежных средств, собранная православными верующими за годы войны, составила более 300 миллионов рублей. К этому следует добавить значительное число драгоценностей, цветных металлов, облигаций, переданных верующими в другие патриотические фонды. Тогда же становятся известными факты патриотических поступков духовенства и верующих на оккупированных ранее территориях. О них сообщалось в поступавших в Московскую патриархию письмах от верующих и в докладах священнослужителей, посылавшихся на освобожденную территорию для организации церковной жизни.
Восстановление епархий и образование новых требовало всё большего числа иерархов. Из сохранившихся записей бесед Карпова с патриархом Сергием видно, что этот вопрос был одним из самых обсуждаемых. Часть из вакансий заполнялась либо епископами, воссоединенными с Патриаршей церковью, либо рукоположенными из числа вдовствующего белого духовенства. Усилия патриарха Сергия давали результат: уже к концу 1943 года епископат состоял из 25 правящих архиереев, а в марте 1944 года насчитывалось 29 архипастырей. Но этого было недостаточно. И если в первоочередном порядке назначались епископы в епархии на освобождаемой от оккупантов территории, то епископские кафедры в «тыловых» областях страны оставались длительное время незамещёнными, или епископам приходилось окормлять приходы в двух, а то и в трёх епархиях. Ещё одной попыткой решить «кадровый голод» стало стремление патриарха Сергия добиться освобождения иерархов, в разное время осуждённых и отбывавших наказание в лагерях и тюрьмах. Помня слова Сталина на сентябрьской встрече о том, что каждое такое обращение будет рассмотрено, патриарх в октябре 1943 года направил Карпову письмо с просьбой об амнистии ряда иерархов, которых он хотел привлечь к церковной работе.
По мере того как церковь возрождалась, встречи Карпова и патриарха Сергия становились всё более частыми. Особенно интенсивными они были весной 1944 года. Вот и в этот раз, 5 мая, Карпов принял патриарха по его просьбе…
Простите за настойчивость, Георгий Григорьевич, но я просил о встрече по чрезвычайно волнующему меня вопросу.
Пожалуйста, ваше святейшество, я в вашем распоряжении.
Во-первых, надо согласовать предложения по перемещению иерархов. Архиепископа Тамбовского Луку (Войно-Ясенецкого) надо бы назначить в Тулу, архиепископа Краснодарского Фотия (Топиро) - на какую-либо свободную кафедру, архиепископа Ставропольского Антония (Романовского) - в Краснодар.
Что касается архиепископов Фотия и Антония, у меня нет каких-либо возражений, что же до Луки, то надо бы подождать. - Карпов вытащил из стола документ и положил перед собой. - Я зачитаю фрагмент поступившего к нам сообщения: «Архиепископ Лука в хирургическом госпитале в своем кабинете повесил икону, перед исполнением операций совершает молитвы. На совещании врачей эвакогоспиталей за столом президиума находился в архиерейском облачении. В дни Пасхи 1944 года делал попытки совершать богослужения в нефункционирующих церквах, делал клеветнические по отношению к обновленческому духовенству заявления…» - Карпов отложил документ и продолжил: - Далее в таком же духе. Налицо нарушения существующего законодательства о культах. Отмахнуться от этого я не могу. А потому стоит, может, хлопотать не о переводе его в иную епархию, а об увольнении на покой?
Да так ли уж тяжки грехи владыки Луки? - вступился патриарх. - Если он что-то нарушает, мы обратим его внимание на это. Но Лука хочет и может ещё многие годы служить церкви. Мы этому рады. А перевести его на новое место служения нас побуждает то, что в Туле ему Наркомздрав обещает место хирурга в больнице.
Если такая договоренность есть, мы уточним все детали в наркомате, а тогда и примем окончательное решение. - Посчитав, что с вопросом о Луке покончено, Карпов стал излагать свои предложения. - Есть у меня к вам маленькая просьба. В ближайшие дни будет объявлено о выпуске третьего Государственного военного займа. Было бы желательно, чтобы Московская патриархия и духовенство приняли участие в подписке на займ своевременно и организованно.
Георгий Григорьевич, - заулыбался патриарх, - в этом не сомневайтесь, мы откликнемся на нужды Отечества… Есть ещё один вопрос, мучающий меня. Помнится, осенью прошлого года подавал я в правительство прошение об амнистии иерархам. Столько времени прошло, а известий все нет.
Патриарх говорил, а сам смотрел на Карпова, пытаясь по выражению его лица угадать предполагаемый ответ. Тот, казалось, ждал этого вопроса. И почудилось патриарху, что собеседник хочет ответить отрицательно. Спеша упредить его в этом и до конца разъяснить свою позицию по столь щекотливому вопросу, патриарх продолжил:
Я не беру на себя решение вопроса, насколько эти лица заслужили наказание, но питаю уверенность, что, окажи им правительство милость, это побудит их показать свою полную лояльность к гражданской власти, загладить свою вину.
Иван Николаевич, совет пытался собрать полные сведения о лицах, коих вы упоминали в письме. Но узнать удалось немного, и только это обстоятельство заставляло нас не торопиться с ответом. Но раз вы настаиваете…
Карпов встал, прошел в угол кабинета и отдернул штору, за которой оказался сейф - в его дверце уже торчал ключ. Повернув его, председатель достал тощую серую папку. Вернувшись к столу, положил её на стол и раскрыл.
Раз вы настаиваете, - повторил он, - зачитаю сведения, полученные из архивов НКГБ. - Он стал медленно, словно нехотя, читать: - «По наведённым справкам в разное время в местах заключения умерли: Павел Петрович Борисовский - митрополит Ярославский Павел; Николай Федорович Кузнецов - архиепископ Сарапульский Алексей; Пётр Кузьмич Крошечкин - архиепископ Могилевский Павлин; Владимир Сергеевич Козлов - епископ Уфимский Григорий; Андрей Алексеевич Широков - епископ Волоколамский Иоанн; Владимир Сергеевич Смирнов - епископ Пензенский Феодосий. Отбыли свое заключение и освобождены, но нынешнее местожительство неизвестно: Сергей Алексеевич Козырев - епископ Бежецкий Григорий; Илья Константинович Попов - епископ Бугурусланский Ираклий…»
Карпов смолк. Подавленно молчал и патриарх. Многих он знал лично, и теперь трагическое известие ставило точку в судьбе многих, кто бесследно исчез в мрачные 1930-е годы.
А что же с остальными? - подал, наконец, голос патриарх.
С остальными? О них сведений нет. Но мы не оставляем надежды что-либо узнать и уведомим вас о результатах в ближайшее время.
У Карпова сложились деловые, а в чём-то даже и доверительные отношения с патриархом Сергием. Первая их официальная встреча состоялась 29 октября 1943 года, а последняя - 5 мая 1944-го. Во время встреч патриарх и председатель могли спокойно обсуждать все самые сложные проблемы жизни Русской церкви в СССР и за её пределами. Об этом можно судить по сохранившимся записям бесед, сделанных Карповым, и это, конечно, облегчало для обоих поиск выхода из самых сложных и запутанных ситуаций. Безусловно, Карпов в своих поступках не был свободен ни от власти предержащей, ни от собственных заблуждений и ошибок во взглядах на роль и место церкви в обществе, на формы и методы, дозволенные государству при регулировании деятельности религиозных организаций. Но всё же он стремился проводить политику благоприятствования деятельности церкви. Карпов не чурался и личных отношений с патриархом. В этом его поддерживал Молотов, подсказавший, в частности, идею отмечать дни рождения и юбилейные даты патриарха и других церковных деятелей.
24 января 1944 года патриарху исполнилось 77 лет. Он отклонил предложения о торжествах по этому случаю в Елоховском соборе и принял у себя дома лишь ближайших своих сотрудников. Литургия служилась в домовой церкви патриарха. Ему сослужили протоиерей Николай Колчицкий и келейник архимандрит Иоанн (Разумов). Помолиться собрались все служащие Московской патриархии, бывшие в Москве иерархи, а также московские благочинные. Несмотря на всю простоту и скромность обстановки, у собравшихся было торжественное и молитвенное настроение. Они горячо, проникновенно молились и просили Господа продлить годы жизни старца-патриарха.
Неспешно шла беседа за скромной трапезой. Вдруг в прихожей послышались голоса, шум и в зал вошел неожиданный гость - председатель совета Карпов. От имени правительства и от себя лично он пришел поздравить патриарха с днём рождения и преподнес просто царские по тому времени - почти на 30 тысяч рублей - подарки: разнообразные материалы и ткань для пошива одежды и облачения патриарха. Сергий был тронут. Улыбались и оживленно обсуждали происшедшее гости. Карпов при всех подарил патриарху часы с золотой цепочкой, пожелал ему здоровья. Как нельзя, кстати, пришлись принесенные для юбиляра коньяк, шампанское, икра, фрукты.
Именно Г.Г. Карпов, высоко оценивая патриотическую деятельность Русской церкви, предложил представлять к государственным наградам иерархов, духовенство, активистов-верующих. Первое большое награждение состоялось ещё осенью 1943 года, когда отмечена была деятельность ленинградского духовенства в дни блокады города. Спустя год, в 1944 году, медалями «За оборону Москвы» награждены были представители московского и тульского духовенства.
Митрополит Сергий в первый же день войны написал «Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», в котором призвал православный русский народ на защиту Отечества. С патриотическими посланиями к пастве обращались ближайшие сподвижники Местоблюстителя: митрополиты Алексий и Николай. Все страшные дни блокады Митрополит Ленинградский оставался со своей паствой в голодном и холодном городе на Неве. По всей стране в православных храмах служились молебны о даровании победы.
В 1942 году Московская Патриархия выпустила книгу «Правда о религии в России» предисловие к которой написано Главой Русской Церкви. В нем говорится: «Эта книга есть ответ прежде всего на «крестовый поход» фашистов, предпринятый ими якобы ради «освобождения» нашего народа и нашей Православной Церкви от большевиков». Линия поведения нашей Русской Церкви в отношении фашистского «крестового похода» определяется просто. Фашистский «крестовый поход» уже разразился над нашей страною, уже заливает ее кровью, оскверняет наши святыни, разрушает исторические памятники, изощряется в злодеяниях над безоружным населением... Ясно, что мы, представители Русской Церкви, даже и на мгновение не можем допустить мысли о возможности принять из рук врага какие-либо льготы или выгоды... Ясно, что Церковь раз и навсегда должна соединить свою судьбу с судьбою паствы на жизнь и на смерть. И это она делает не из лукавого расчета, что победа обеспечена за нашей страной, а во исполнение лежащего на ней долга, как мать, видящая смысл жизни в спасении ее детей».
В приходах проводился сбор средств на нужды обороны, на подарки бойцам, на содержание раненых в госпиталях и сирот в детских домах. 30 декабря 1942 года митрополит Сергий обратился к пастве с призывом собрать средства на сооружение колонны имени Димитрия Донского. В ответ на призыв Первоиерарха духовенством и мирянами собрано было более 400 тысяч рублей. В декабре 1942 года, после решительного перелома на фронтах второй мировой войны, митрополит Сергий от лица Русской Православной Церкви обратился к румынским пастырям и православному румынскому народу, втянутому в войну с единоверной Россией, с призывом отречься от союза с Германией.
Грозная опасность, нависшая над самим существованием государства, необходимость всенародного единения для победы над врагом, патриотическая позиция Русской Церкви побудили Советское правительство к изменению религиозной политики. Начали открываться приходы, закрытые в 30-е годы; многие из оставшихся в живых священнослужителей были освобождены из лагерей и смогли возобновить служение в храмах. Возобновились архиерейские хиротонии (рукополагались как правило предварительно постриженные в монахи вдовые протоиереи). В советской печати практически прекратилась антирелигиозная полемика. Журналы, издаваемые «Союзом воинствующих безбожников», перестали выходить за недостатком бумаги, и даже сам Союз прекратил свое существование без его официального роспуска. Были закрыты и некоторые антирелигиозные музеи. Свидетельством признания патриотических заслуг духовенства со стороны Правительства явилось назначение митрополита Киевского Николая членом Чрезвычайной Государственной Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников.
31 августа 1943 года Глава Русской Церкви митрополит Сергий возвратился из Ульяновска в Москву, от которой к тому времени фронт откатился далеко на Запад. Вскоре в столицу прибыл и митрополит Ленинградский Алексий. 4 сентября митрополиты Сергий, Алексий и Николай были приглашены в Кремль для встречи с Председателем Совнаркома И.В.Сталиным. Состоялась беседа, в которой принял участие и заместитель Главы Правительства В.М.Молотов. Он сказал, что Правительство хочет знать нужды Церкви. Митр. Сергий указал на необходимость широкого открытия храмов, количество которых совершенно не удовлетворяет религиозные потребности народа. Он также заявил о необходимости созыва Собора и выборов Патриарха. Наконец, он заявил о необходимости широкого открытия духовных учебных заведений, так как у Церкви отсутствуют кадры священнослужителей. Затем после чаепития началась деловая беседа, затянувшаяся до трех часов ночи. В ней, помимо Сталина и Молотова, участвовали также технические эксперты. Беседу эту можно назвать в полном смысле этого слова исторической. В тот момент, после десятилетий террора, направленного против Церкви, новый порядок являлся, несомненно, прогрессивным шагом, так как означал возможность легального существования Православной Церкви. В конце беседы престарелый, больной митрополит был страшно утомлен. Сталин, взяв митрополита под руку, осторожно, как настоящий иподиакон, свел его по лестнице вниз и сказал ему на прощание следующую фразу: «Владыко! Это все, что я могу в настоящее время для Вас сделать». И с этими словами простился с иерархами.
Архиерейский Собор состоялся 4 дня спустя после беседы в Кремле – 8 сентября 1943 года. В деяниях Собора, проходившего в здании Патриархии, участвовало 19 архиереев. Некоторые из них доставлены были в Москву из лагерей и ссылок. Митрополит Сергий выступил на Соборе с докладом о патриотическом служении Церкви в Великую Отечественную войну. Первоочередным делом Собора было избрание Патриарха. Митр. Алексий сказал: «Владыка митрополит Сергий в течение 17 лет фактически несет обязанности Патриарха, поэтому я полагаю, что никто из нас, епископов, не мыслит себе другого кандидата, кроме того, который положил столько трудов для Церкви в звании Патриаршего Местоблюстителя». Предложение было встречено единодушным одобрением. Собор архиереев избрал Священный Синод Русской Православной Церкви, членами которого стали митрополиты Ленинградский Алексий и Киевский Николай, архиепископы Куйбышевский Алексий, Горьковский Сергий, Красноярский Лука, Ярославский Иоанн. Собор вынес также постановление с осуждением коллаборационистов: «Всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик – лишенным сана». 19 сентября состоялась интронизация Патриарха в кафедральном Богоявленском соборе. После избрания Патриарха сделаны были дальнейшие шаги на пути нормализации взаимоотношений между Православной Церковью и Советским Правительством. 8 октября 1943 года был образован Совет по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме СССР. В его компетенцию входило содействие в установлении связей между Правительством и Московской Патриархией. Председателем Совета стал Г. Г.Карпов.
Пропаганда и подготовка визита
Министерство Информации Великобритании еще быстрее, чем Форин Офис реагировало на предложение митр. Николая (Ярушевича) по поводу обмена визитами между Русской православной и Англиканской церквями. В оживленной переписке Министерства Информации с внешнеполитическим ведомством указывалось, что тема обмена церковными визитами должна быть немедленно поднята не только в Великобритании, но и в США. Об этом предложении было сразу сообщено американскому внешнеполитическому ведомству. Так как Рузвельт открыто заявлял о будущей послевоенной дружбе с СССР, где, по его мнению, к тому времени должна была существовать свобода церковно-государственных отношений, США одобрили предложение о церковном визите. В самые короткие сроки предложение митр. Николая (Ярушевича) встало в повестку дня и Архиепископа Кентерберийского, и нового посла Великобритании в СССР сэра Арчибальда Кларка Керра. Очень быстро было получено согласие архиепископа Йоркского Кирилла Гарбетта возглавить делегацию Англиканской церкви. Так как архиепископ Йоркский был вторым в Англиканской церкви по первенству чести после архиепископа Кентерберийского, этот визит должен был, по мнению Министерства Информации, подогреть интерес прессы стран Запада и помочь дать доказательства некоторого улучшения церковно-государственных отношений в СССР.
С самого начала было принято решение, что первым произойдет визит в СССР делегации Англиканской церкви и лишь потом будет ответный визит. При этом посещение англиканской делегацией Советского Союза должно было быть организовано так, чтобы показать максимальную свободу Православной Церкви. Министерство Информации тщательно проанализировало возможный эффект от этого визита и необходимые меры. Так, в документах переписки Министерства и Ламбетского дворца, резиденции архиепископа Кентерберийского, в конце 1942 года достаточно много было уделено внимания тому, что данный визит не должен был служить делу советской коммунистической пропаганды, но должен был показать силу христианского единства между верующими в СССР и союзниками на Западе. Первоначально предполагалось, что в СССР вылетят не только архиепископ Йоркский, но и представители других христианских церквей. Такой визит как предполагалось, носил бы характер общехристианского давления на власти СССР. А с советской стороны такую экуменическую делегацию встретили бы представители всех религиозных исповеданий СССР. Получить разрешение на это от властей СССР уже представлялось вполне осуществимым с помощью посольства Соединенного Королевства в СССР и министра иностранных дел Великобритании Энтони Идена. Министр принял самое активное участие в подготовке визита. Общехристианский характер визита придал бы больший резонанс событию, по мнению Министерства Информации. Архиепископ Кентерберийский не возражал против такого экуменического характера визита. Однако архиепископ Йоркский Кирилл Гарбетт, глава делегации, высказался однозначно против этого. Он стал настаивать на том, что визит должен затрагивать исключительно две церкви: Русскую Православную и Англиканскую. Йоркский архипастырь даже готов был вообще отказаться от визита, если в состав делегации будут включены представители других деноминаций. По его мнению отношения между другими исповеданиями СССР и Великобритании должны были стать уделом других религиозных лидеров в будущем, в то время как он собирался ограничиться только Московским Патриархатом. Такой оборот событий, несомненно, внес коррективы в подготовительные мероприятия, однако не разочаровал работников Министерства Информации. В итоге оказалось, что Русской Православной Церкви было уделено почти все внимание союзников и Советского правительства при подготовке визита, когда такая подготовка была истребована Западом.
Важно заметить, что британская сторона была готова к быстрым организационным решениям, однако советская сторона медлила и тянула время. С момента первого предложения митр. Николая (Ярушевича) до самого визита прошел целый год. В это время в убеждении советской стороны в необходимости дарования большей свободы веры приняли участие и английский министр иностранных дел Энтони Иден, и американские дипломаты и даже сам президент США Рузвельт. Как показывают имеющиеся исторические свидетельства, это влияние оказалось решающим.
На начальном этапе подготовки визита британская сторона совершенно не представляла, в какой мере советское правительство сможет пойти навстречу их пожеланиям. В Великобритании и США по-прежнему не представляли насколько возможно будет убедить Сталина или повлиять на него с целью улучшить положение Церкви. Поначалу самым обсуждаемым с британской стороны был вопрос о политических и религиозных акцентах. 27 мая 1943 года Архиепископ Кентерберийский Уильям Темпл направил письмо в Министерство информации со своими мыслями по поводу предстоящего визита делегации в Москву. В письме в частности говорилось: «У меня нет сомнений, что с точки зрения Российского Правительства интерес любого подобного визита будет в первую очередь политический и что касается их внутреннего положения, и влияния, оказанного на весь мир. Однако здесь не должно быть сомнения, что наш интерес в первую очередь религиозный. Я представляю, что это будет уже осознано, но это должно быть четко понятно и я надеюсь, что служители церкви, которых наша делегация встретит, займут такую же позицию; однако мы должны быть терпеливы к тому, что их интерес больше будет выражаться в демонстрации их свободы от чего-то наподобие одиночного заключения и в установлении христианского братства. В этом есть еще больше смысла и потому нам должно быть ясно, что последнее — это наша действительная цель. Конечно, я понимаю, что именно это в первую очередь у Вас на уме»17. Ниже мы увидим, почему именно в конце мая 1943 года написано было это письмо.
В ответ Министерство заверило Архиепископа Кентерберийского, что цель визита будет по преимуществу подаваться, как религиозная, хотя главная цель, несомненно, политическая. Кроме того, с самого начала не предполагалось никаких искусственных богословских соглашений. Погружаться в богословский диалог было сочтено преждевременным и не столь важным. Главным же делом была поддержка Русской Православной Церкви и через это консолидация всех христианских сил мира против Гитлера. Как раз незадолго до этого были получены данные опроса общественного мнения Великобритании и стало известно, что среди наиболее образованных жителей и тех из них, кто видел препятствия в понимании между Великобританией и СССР, 72% назвали главным препятствием враждебное отношение Советского Союза к религии. Результаты этого опроса стали вскоре известны и послу СССР в Лондоне Майскому. Эта информация стала важным толчком советскому правительству в деле принятия решения о даровании большей свободы Церкви.
Однако уже на начальном этапе подготовки визита Архиепископ Кентерберийский опасался за будущие отношения его церкви и РПЦ. Более всего его беспокоило такое положение РПЦ в государстве, когда последнее имело полную власть над религией вплоть до жизни и смерти. «Я предполагаю, что Русская Церковь не очень чувствительна к тому, чтобы избегать собственного использования в исключительно политических целях»18, -- указывал он. Архиепископ также думал и о том, какие будут послевоенные отношения с германскими церквями, ведь потребуется не только послевоенное примирение, но и взаимопонимание с ними. В случае же неизменности сталинского режима такого взаимопонимания найти будет трудно, если Англиканское сообщество будет тесно связано дружбой с Московской Патриархией в ее состоянии явной несвободы. Архиепископа на этом месте сдерживал и его последовательный антикоммунизм. Он был готов лишь временно молчать ради победы над Гитлером, но он был не готов смягчаться по отношению к самой советской власти. И в этом его паства поддерживала его. Тяжелая и сомнительная неопределенность, где же граница между предательским и допустимым молчанием в отношении коммунизма, внутренне мучила Архиепископа Кентерберийского. При подготовке своего обращения против фашизма он консультировался с Форин Офис. «Я не думаю, что здесь будет какая-то сложность, кроме трудности моего различения фашизма и коммунизма»19, -- подчеркивал он.
Если Архиепископ Кентерберийский ограничился в деле подготовки визита несколькими письмами и документами, то глава делегации Архиепископ Йоркский чрезвычайно активно взаимодействовал с политиками и дипломатами на всех уровнях. Консультирование архиепископа шло как со стороны Министерства Информации, так и со стороны Форин Офис. Некоторые документы носили прямо секретный характер и по этой причине до сих пор не введены в научный оборот, но некоторые другие оказались доступными. Так, например, Министерством Информации был подготовлен доклад «Религия в Советском Союзе». Этот доклад был вручен архиепископу Йоркскому с предписанием вернуть назад после прочтения. Однако йоркский иерарх скорее всего ненамеренно нарушил это предписание и не вернул доклад составителям. Благодаря этому до нас дошли из архива Ламбетского дворца некоторые интересные стороны идеологической подготовки визита. Приведем пространную цитату из данного документа.
«Основное направление пропаганды Министерства в этой связи будет иметь целью подорвать германские претензии на то, что они являются лидерами крестового похода против безбожного большевизма. Здесь будет бесполезно и чрезвычайно вредно пытаться настаивать, что никогда не было никаких притеснений церквей в Советском Союзе или что сегодняшние условия удовлетворительны и предоставляют полную религиозную свободу в соответствии с западными демократическими стандартами. Эти попытки могут быть очень просто и убедительно опровергнуты, и они также будут иметь вид оскорбления для великого множества христиан, знающих очень хорошо, что подобные заявления не соответствуют фактам.
Наилучший подход, возможно, это позитивный подход. Как и правительства Советского Союза и Великобритании, христиане в этих двух странах ожидают эру более плодотворного сотрудничества и взаимопонимания друг для друга, и они надеются развивать это без необходимости бесполезных обвинений за прошлое. На прямую атаку германских претензий о крестовом походе было бы своевременным настаивать на следующем:
- Христианские лидеры в СССР поддерживают военные усилия у них так, как только могут.
- Нацистский режим отметил себя большим количеством попыток подорвать церкви и сокрушить христианских лидеров. Многие нацистские лидеры ассоциировали себя с расовой и кровной религией, что является ничем иным, как возвращением к служению древним языческим германским богам. Открытое преследование христиан является одним из типичных особенностей нацистской власти и много примеров может быть приведено из Германии, Норвегии, Бельгии, Голландии и других стран — особенно православной Югославии.
В дополнении к двум вышеперечисленным пунктам, может быть отмечено следующее:
- Представляется нужным подчеркивать, что церкви в Германии, Норвегии и в других местах не приняли участие в заявлениях в поддержку антибольшевистского крестового похода, хотя нацисты постарались обеспечить себе поддержку и защиту.
- В долгосрочной перспективе важным путем противодействия вражеской пропаганде о безбожии в СССР и нашем соучастии в нем станет выкладывание материала, что Британия по-прежнему отстаивает европейскую культурную традицию в законодательстве и религии. Информация о жизни и деятельности британских церквей как она есть вызывает большой интерес и влияние за границей и она никогда не должна быть узко-пропагандистской. Свидетельство того, что Британия по-прежнему в некотором смысле христианская страна также существенно, как и атаки на гитлеровскую антихристианскую политику.»20
Подобная стратегия политики союзников в религиозном вопросе исходила из реальности тех дней. После издания книги «Правда о религии в России» и визита митр. Николая (Ярушевича) к дипломатам союзных стран прошло более полугода, однако изменений в политике Советской власти по отношению к религии по-прежнему не было. Не было даже ясно состоится ли визит в Москву Архиепископа Кирилла Гарбетта. Можно определенно сказать, что до мая 1943 года сам министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден не был уверен в том, что визит состоится, хотя он сам также прилагал необходимые усилия к тому, чтобы все прошло благополучно. Неопределенность продолжалась до тех пор, пока в этом вопросе не предпринял серьезные шаги президент США Франклин Рузвельт.
Рузвельт и свобода Церкви
Если внимательно ознакомиться с перепиской Рузвельта и Сталина времен войны, то можно увидеть, что религиозных вопросов эта переписка никогда не касалась. По этой причине многие сделали вывод, что внешнеполитический фактор играл сравнительно небольшую роль в событиях, приведших к встрече Сталина с тремя митрополитами. На первый взгляд такая точка зрения может казаться убедительной. Действительно, разве может оказывать на Сталина сильное влияние в религиозном вопросе тот политический деятель, кто не заявляет в документах ясно и отчетливо свою позицию? Однако такой вывод можно сделать лишь при поверхностном осмотре проблемы. Ведь если мы прочитаем внимательно всю переписку Сталина и Рузвельта в целом, то мы в ней не найдем вообще никаких признаков давления Рузвельта на Сталина в чем бы то ни было. Не только в религиозных вопросах, но и в политических. Рузвельт лишь предлагает помощь, обсуждает ее и оправдывается по поводу ее размеров. Он заверяет в своей готовности помогать, в своей искренности и верности союзническому долгу. Но признаков давления нет нигде и ни в чем. И это вполне логично. СССР оказался под ударом гитлеровской военной машины в то время, как США и Великобритания защищены морями и океанами. Западные союзники не могут открыть второй фронт ни в 1942, ни в 1943 году, ведь для перевозки войск потребовалось бы около 200 рейсов корабля размером с Титанник и все это под огнем с берега, с воздуха и из под воды, а также через минные поля. Это было вначале делом просто невозможным, а потом возможным, но самоубийственным. И такое бессилие западных союзников оказать большую помощь оказывало свое сильное психологическое влияние на их модель поведения. Конечно же, Советский Союз сам раньше помог Гитлеру захватить всю Европу в 1939-40 годах, будучи союзником последнего. Но едва ли Рузвельт и Черчилль могли даже помыслить обвинить в этом народы бывшей Российской Империи. Не народы проводили эту политику, а Сталин и его окружение. И они считали себя обязанными помогать этим народам нести непосильную ношу войны. И не время было упрекать в дружбе с Гитлером Сталина в 1941-42 годах, когда наказание за эту дружбу оказалось настолько поразительно всеобъемлющим и кровавым. Рузвельт и Черчилль считали, что они обязаны помогать своему союзнику по антигитлеровской коалиции, и у них нет основания для какого бы то ни было давления. Им было неудобно. Сталину не выдвигались никакие условия. От него ничего не требовали. Его даже почти ни о чем не просили. Это стало правилом.
Однако в этом правиле были небольшие, но важные исключения. И они касались именно нашего вопроса. В начале мая 1943 года Рузвельт передал Сталину сообщение, что он посылает в Москву своего спецпредставителя Джозефа Дэвиса. Задача Джозефа Девиса — передать Сталину секретное послание Рузвельта и обсудить некоторые важнейшие вопросы. Девис не был чужим для Москвы. Он ранее был послом США в Москве в 1936-38 годах, а зимой 1942-43 года он стал автором и героем голивудского фильма «Миссия в Москву». Этот фильм вышел на экраны американских кинотеатров с одной большой и важной политической целью — оправдать союзнические связи США с СССР в глазах американцев вообще и религиозных американцев в особенности. Съемки осуществляла известная компания «Уорнер Бразерс». Перед выходом фильма Джозеф Девис издал одноименную книгу, в которой, несмотря на общую направленность на горячую поддержку Союза еще присутствовала некоторая критика СССР. В снятом по книге фильме критика СССР уже отсутствовала. Примечательно, что на этапе съемок фильма Девис неоднократно встречался с Рузвельтом и обсуждал некоторые аспекты кинокартины. Книга пользовалась успехом, только в 1941 году она разошлась в 700 тыс. экземпляров и была переведена на 13 языков. Фильм завоевал не меньшую популярность. Фильм создавал среди американцев отретушированную картину Советского Союза 1938 года. Американскому зрителю внушалась мысль, что СССР — верный союзник США, а советским лидерам можно доверять и на них можно оказывать разумное влияние. Все критические вопросы в фильме или обойдены стороной, или смягчаются. Религиозный вопрос в фильме не затронут никак, что не могло никак удовлетворить Девиса. Он не мог сказать ничего о религии в СССР, хотя сильно желал этого. Ниже мы увидим документальные доказательства этого. Но таковы были требования пропаганды того времени. Пока ничего нельзя было доказать, следовало молчать.
Почти одновременно с фильмом «Миссия в Москву» на экраны США вышли два пропагандистских фильма из серии «Почему мы сражаемся» (англоязычное название «Why We Fight»). В серии из семи фильмов пятый и шестой были посвящены нашей стране. Они были выпущены под названием «Российская битва» (“The Battle of Russia”). Два фильма общей продолжительностью 1 час 22 минуты стали несомненным образцом яркой и профессиональной положительной пропаганды Голивуда о русском народе. Более того, это были без преувеличения настоящие шедевры кинопродукции Голивуда. Оба фильма представляют собой поток ярчайшего и концентрированного прославления народов России и нашей истории. Оба фильма могут и даже должны стать примером того, как можно всесторонне, аргументированно и даже захватывающе прославлять русский народ и русскую историю, при этом ни слова не упоминая о революции, коммунизме, терроре и богоборчестве. Похвалы России в превосходной степени цитируются из уст самых главнейших политических и военных деятелей США того времени. История России представляется, как цепь героических оборонительных войн против крестоносцев, шведов, Наполеона и немцев. Россия предстает зрителю громадной страной с неисчислимыми богатствами и миролюбивым народом. Красота природы разных частей страны, многочисленные народы, достижения науки, искусства перечисляются бесчисленной цепью возвышенных слов. Героизм народа показывается стихийным. Напряженность войны, страшные жертвы и страдания населения растапливают самое холодное американское сердце. В фильме только один отрывок посвящен религии. И он представлен в точном соответствии с предписаниями пропаганды в религиозном вопросе. Кадры показывают молебен о победе в Елоховском кафедральном соборе Москвы и митр. Николя (Ярушевича) на архиерейской кафедре при пении слов тропаря «Спаси Господи люди твоя» с четким произнесением слов «победу народу русскому на сопротивныя даруяй». Диктор за кадром возвышенно произносит: «В церквях России люди Божьи молятся о победе над захватчиками». Перед глазами зрителя предстает цитата из обращения митр. Сергия (Страгородского) от 27 ноября 1941 года: «Милосердный Господь… увенчай наши усилия победой и подай нам веру в неизбежность торжества силы света над тьмой, правды над злом и жестокой силой… Креста Христова над фашистской свастикой. Да будет так, аминь» 21. И здесь сказано сильно, но мало. Ведь сказать что-то большее союзники не могли.
Два фильма прошли по Соединенным Штатам Америки как раз перед вылетом в Москву спецпредставителя президента Джозефа Девиса. В мае 1943 года он направлялся в Москву не только для того, чтобы передать Сталину послание Рузвельта и обговорить возможную встречу на высшем уровне двух лидеров. Девис летел еще и затем, чтобы поднять два самых больших вопроса, беспокоивших американское общество в отношениях с СССР. Эти вопросы не протоколировались в письмах и обращениях к Сталину, однако они оставались неизменными требованиями с момента установления дипломатических отношений между двумя странами. По сути, единственными требованиями США к СССР. Это роспуск Коминтерна и дарование свободы религии.
Когда историки говорят о встрече Джозефа Девиса со Сталиным и Молотовым в Кремле, то обычно пересказывают содержание секретного письма Рузвельта к Сталину и содержание основного разговора. Как правило, вне внимания историков остается завершающий этап этой важнейшей встречи. Но именно этот момент чрезвычайно важен нам сейчас в расследовании нашей темы. Вот как описывает этот эпизод Деннис Данн, автор книги «Caught Between Roosvelt and Stalin. America’s Ambassadors to Moscow» со слов самого Девиса. «Перед тем, как покинуть Сталина и Молотова, Девис сказал им, что имидж Советского Союза на Западе будет очень сильно улучшен, если они распустят Коминтерн и дадут некоторые доказательства свободы религии. Цинично он объяснил Молотову, что «несколько заявлений о религиозной свободе в СССР станут очень необходимым продвижением седи американских граждан». Он знал, что такая политика «не была простой для осуществления, но если бы это было разрешено к осуществлению в нужный момент, это стало бы огромным ударом»22.
Эти скупо переданные слова Девиса Сталину произвели на самом деле грандиозный эффект. Встреча Девиса со Сталиным и Молотовым проходила 20 мая, начиная с 9 часов вечера. Однако уже 22 мая средства массовой информации СССР заявили о роспуске Коминтерна. Чтобы понимать масштаб этого решения надо также понимать, что Коминтерн был основным инструментом пропаганды за границей и основным инструментом всей революционной деятельности большевиков в мире. И теперь Коминтерн распускается за полтора дня по одной устной просьбе представителя президента США. Разве можно после этого недооценивать слов, сказанных Девисом Сталину? Разве можно после этого считать, что влияние США было небольшим? Но ведь кроме настоятельной просьбы американской стороны распустить Коминтерн была также просьба дать религиозную свободу. Одна просьба выполнена, что же теперь со второй просьбой? И ведь по сравнению с роспуском своего любимого международного детища, дарование религиозной свободы кажется уже небольшой уступкой Сталина. Однако выполнение второй просьбы задержалось до сентября.
Дата 22 мая 1943 года стала датой огромной победы дипломатии союзников над богоборческой идеологией. На весь мир во всеуслышание прозвучало заявление о том, что отныне деятельность Коммунистического Интернационала прекращается. Советское правительство предстало перед всем миром в качестве людей, которые могут меняться и идти на уступки. Конечно же, сейчас нет сомнений, что внутренне советские лидеры не менялись и не желали меняться. Но перед общественностью произошли декларативные заявления, которые повлияли на общественное мнение достаточно серьезно. И если до того газеты всего мира продолжали критиковать СССР за враждебное отношение к религии и нежелание делать уступок в этом вопросе, то после 22 мая почти у всех уже была уверенность, что декларирование свободы религии произойдет в самое ближайшее время. Действительно, если ВКП(б) отказалась от своего самого дорогого детища Коминтерна, то тем более скоро последует отказ от политики активной борьбы против религии. Конец мая 1943 года был ознаменован многочисленными статьями в разных иностранных газетах о будущем неизбежном потеплении Советской власти по отношению к религии. И именно в конце мая стало известно, что визит делегации Англиканской церкви в Москву не просто состоится, но будет успешен. Несколько позже, а именно 23 июля 1943 года министр иностранных дел Энтони Иден в личном письме архиепископу Кириллу Гарбетту сообщил, что события поворачиваются в правильную сторону и что осенний визит будет успешным. Однако и тогда никто не мог предположить какие же мероприятия будут проведены Советским правительством в качестве подготовки к поездке.
До сих пор нет однозначного ответа на вопрос, почему Сталин так долго (с 20 мая по 3 сентября 1943 года) не выполнял просьбы союзников о даровании свободы религии в СССР. Ведь в этот период на него уже действовали совместно и внешнеполитические, и внутриполитические факторы. На мой взгляд, этому может быть только одно объяснение: убежденное нежелание Сталина уступать и давать свободу Церкви. И в сентябре 1943 года он сделал это не по собственной воле, а под давлением всех обстоятельств. По крайней мере, точно известно, что решение о роспуске Коминтерна было проведено 21 мая мгновенно, однако для улучшения положения религиозных конфессий напротив не было сделано ровным счетом ничего. Так, даже 3-го сентября 1943 года, приглашая к себе на прием будущего главу Совета по делам РПЦ Карпова, Сталин не знал ничего о состоянии РПЦ того времени. Перед встречей с тремя митрополитами Карпов докладывал Сталину о положении и составе Московской Патриархии и отвечал на самые элементарные вопросы. И лишь после встречи с Карповым произошло приглашение к Сталину трех митрополитов. Это однозначно говорит о том, что никакой подготовки не было, и никакого интереса к РПЦ Сталин не проявлял до той поры. Возможно, что Сталин решил в мае ограничиться роспуском Коминтерна и счел эту жертву для себя достаточной. Очевидно, что Сталин всеми силами сопротивлялся дарованию свободы РПЦ. Иначе он дал бы свободу гораздо раньше.
Есть еще одно соображение, почему Сталин решил даровать свободу в сентябре. Возможно, что кроме будущего визита архиепископа Йоркского Сталин также решил откликнуться на высадку союзных войск в Италии. Дело в том, что интенсивность переписки между Сталиным и Рузвельтом с Черчиллем в конце августа 1943 года возросла многократно. А 3 сентября Сталин получил телеграмму Рузвельта о том, что начинается высадка в Италии, а итальянские войска готовы капитулировать, и на это получено согласие от итальянского главнокомандующего маршала Бадольо на секретной встрече с его представителем в Португалии. Очевидно, что общественное мнение в Италии, где находится резиденция Римского папы, следовало успокоить. И если ранее итальянское общество с большим рвением собиралось бороться против богоборческого режима в СССР, то сейчас как никогда ранее требовалось убедить итальянцев в том, что СССР даровал свободу веры. На тот момент была надежда на то, что итальянская армия, быть может, вся целиком повернет свое оружие против фашистской Германии. В итоге этого не произошло, и дело ограничилось общей капитуляцией итальянских войск и оккупацией Италии вермахтом. Однако дело могло принять и более благоприятный для союзников оборот. По крайней мере, упорство Сталина в нежелании дать свободу религии в России еще долго продолжало выбивать оружие из рук противников Третьего Рейха.
Последние недели перед поездкой архиепископа Йоркского шло обсуждение акцентов заявлений, писалось обращение архиепископа к верующим РПЦ и решались некоторые организационные вопросы. Так, незадолго до визита архиепископа Йоркского между Форин Офис и Министерством Информации обсуждался вопрос о финансировании поездки. Конечно же, государство собиралось оплатить все расходы, однако архиепископ решительно настоял на том, что расходы возьмет на себя Йоркская епархия. В переговорах с представителями Министерства Информации он указывал, что вопрос поездки настолько важный, что стоимость перелета самолетом в Москву и прочие расходы не может браться в расчет. Министерство Информации было чрезвычайно благодарно архиепископу, поскольку предполагало, что после визита может быть легко задан вопрос о том, кто финансировал поездку. Если бы ответ указывал на государственные инстанции, это повлекло бы за собой подозрения в том, что Англиканская церковь используется государством в политических целях.
Отбытие в Москву делегации уже было запланировано на 15 сентября, и шли последние дни подготовки, когда в Великобритании была получена новость о встрече Сталина с тремя митрополитами. За этим последовал Архиерейский Собор и избрание патриарха Сергия. У Русской Православной Церкви Московского Патриархата начался новый этап жизни в новых исторических и политических условиях.
Господь судил Русской Православной Церкви Московского Патрирхата получить временное и небольшое послабление по сравнению с преждебывшими исключительно тяжелыми условиями. И мы видим, что это произошло в значительной степени под давлением западных союзников. Поэтому человеческая и христианская благодарность нашим союзникам была бы вполне уместна и справедлива.
Примечания
17. Temple to Martin, 27 May 1943; CFR Papers. Dianne Kirby, «The Church of England and "Religions Division" during the Second World War». Journal of International History №4 2000, 41.
18. Там же.
19. Martin to Temple, 20 April 1943; CFR Papers. Dianne Kirby, The Church of England and "Religions Division" during the Second World Wa». Journal of International History №4 2000, 44.
20. Undated memorandum; Garbett Papers, Dianne Kirby, The Church of England and "Religions Division" during the Second World War. Journal of International History №4 2000, 45.
21. The Battle of Russia . 37-я минута фильма
